«У Нины».

– Ой, – выдохнула она еще раз, делая шаг назад.

Буква «У» все еще отливала глянцем, словно краска не успела высохнуть.

Радостный вихрь из бабочек, окрыленных надеждой, закружился в ее желудке. Нет, это невозможно. Этому есть какое-то другое объяснение. Но ведь после вчерашнего…

Такое мог сделать только зарегистрированный владелец.

Она сжала пальцы в кулаки, глядя на свое имя. «У Нины».

– Ну, и что ты думаешь? – спросил тихий голос у нее за спиной.

Нина резко развернулась и улыбнулась Себастьяну.

– Я думаю, это лучше всяких драгоценностей.

– Предполагается, что это извинение.

– И я думаю, оно к тому же лучше моего извинения, которое должно было быть чувственным и искренним. Я виновата в том, что сказала о нас Нику и не была честной с тобой. Я не имела права поступать с кондитерской так, будто она принадлежит мне…

Себастьян с торжественной улыбкой на лице приложил палец к ее губам, оставляя искорку удовольствия, пляшущую на нежной коже.

– Мне жаль, что Ник злится на меня… Но ему придется смириться с этим. Я никогда не был так счастлив, как теперь с тобой. Ты главное, что имеет значение.

– Ах, Себастьян, я…

Он был уязвим в гораздо большей степени, чем позволял кому-либо увидеть.

– Звучит глупо, но после разборок с Ником, а потом, после того как ты не пришла в больницу, я… я решил, что не очень-то и нужен тебе. А сюда пришел только потому, что должен был что-то делать, чтобы отвлечься. Снять показания с электросчетчика. У меня и в мыслях не было, что я увижу здесь тебя. Откровенно говоря, я занимался всякими глупостями, искал миллион объяснений тому, почему ты можешь быть неправа, но все же при этом пытался убедить себя, что ты застряла где-то в метро. Или с тобой что-то случилось, или что-то тебя задержало. И что Ник заставил тебя сказать ему.

Нина скрывала улыбку. Он был не лучше ее матери.

– А тут ты сидишь, болтаешь с этой парочкой, словно нигде никто тебя не ждет. И тут у меня крыша поехала.

– Ах, Себастьян, прости меня. Я уже пошла к тебе…

– Марсель мне сказал.