Посмотрев на нее в последний раз, он презрительно прищурился. Справедливое решение зрело в мыслях.

— Пап, очень тебя прошу: вышвырни эту женщину из нашего дома, пока я не сделал это лично! Не хочу даже видеть ее, когда вернусь — пусть у матери своей живет. Уверен, им вдвоем будет очень весело!

Отец ободряюще похлопал его по плечу.

— Не нервничай так. Успокойся!

— Я не могу! Мне нужно к ней! Она… она, наверное, с ума там сходит!

— Ты удивишься, но нет. Ирина гораздо сильнее, чем кажется.

— Я погнал…

— Нет, дружочек, в таком состоянии тебе за руль нельзя, — родитель вручил ему ключи от своего автомобиля. — Подожди в моей машине. Сам тебя отвезу!

Благодарно кивнув, Красный медленно поплелся к выходу.

— Ну, что, Васелина? — раздался за спиной леденящий душу голос Антонины Ильиничны. — Теперь мы перейдем к деталям, которые ты хорошенько уяснишь…

Оказавшись во дворе, вдыхая полной грудью прохладный октябрьский воздух, он мог думать только об одном. О том, от чего вопреки всей ситуации ликовало сердце. От чего руки-ноги тряслись, как у наркомана.

«Беременна! Моя пучеглазая беременна! У нас будет ребенок!

Наконец-то! Наконец-то у меня получилось пометить ее, как следует!»

* * *

Напрочь забыв о существовании звонка, Красницкий принялся барабанить в дверь, едва добрался до квартиры своей отчаянной девочки. И когда эта самая дверь распахнулась, время замедлило свой ход. Секунда. Вторая. Третья. А затем, как выстрел в голову разрывными, прозвучал ее тихий вкрадчивый голос:

— Ты… пришел!

— Разве могло быть иначе?

— Не знаю…

— Теперь знай! Подыхать буду, но к тебе приду!

Пауза. Судорожный вхлип.