– Знаешь что? Да пошел ты, Джон. Заносчивый, претенциозный ублюдок. Ты ведь понимаешь, что люди терпят тебя только из-за твоего папаши, верно?

– Я не собираюсь с тобой спорить.

– Знаешь, почему мне кажется, будто ты так настроен против меня? Это не связано с тем, что ты весь такой правильный и набожный. Это из-за того, что ты знаешь, что если бы хоть раз присоединился ко всеобщему веселью, то люди не захотят иметь с тобой ничего общего. А ты так боишься дать им повод от тебя отгородиться. Ты просто еще один несносный богатенький мальчик, который плачется своему папочке всякий раз, когда он с кем-то не согласен или все его ненавидят.

С лица Джона сходят все краски.

– Ты так не думаешь.

– Да, так и есть. Я ненавижу тебя.

– Ты злишься на меня, потому что знаешь, что я прав, и не хочешь признавать это.

– Мне кажется, я ненавижу тебя с тех самых пор, как встретил.

– И я не собираюсь извиняться за то, что сделал. Я не буду извиняться за то, что попросил помощи вместо того, чтобы сидеть и смотреть, как ты убиваешь себя.

– Ты же знаешь, что после этого между нами все кончено? Я не хочу иметь с тобой ничего общего. Между нами все кончено.

– Пусть лучше все будет кончено, чем ты погибнешь! – кричит Джон в экран грубым и измученным голосом.

Экран чернеет, когда Энджел завершает разговор. Дыхание Джона прерывистое, и он закрывает рот дрожащей рукой.

Только сейчас я понимаю, что сжимаю руку Рубена так сильно, что кончики его пальцев становятся фиолетовыми. Я ослабляю хватку.

– Он не это имел в виду, – шепчу я. – Я знаю Энджела, понимаешь? Парень просто злится.

Джон не отвечает. Он просто смотрит на экран.

Рубен отпускает меня и обнимает Джона со спины. Тот обхватывает руки Рубена, костяшки его пальцев белеют.