– Я по-прежнему ваша дочь, мама, – сказала Джейн.

Миссис Остен потерла лоб:

– Я всегда говорила, что ты слишком умна и что это не к добру.

– Я многое унаследовала от своей матери.

– До чего бы было хорошо, если б ты родилась мужчиной! – пробормотала миссис Остен. – Но ты женщина и должна с этим мириться.

Джейн взяла материнскую руку:

– Разве вам не отраднее было бы знать, что ваша дочь не просто вышла замуж, как выходят все, но исполнила свое предназначение?

– Предназначение?! Это что еще за речи? Да слышишь ли ты себя, Джейн?

– Вполне. Я все хорошо обдумала. Я попрошу Генри ссудить меня суммой, которой я могла бы оплачивать свой кров и стол, пока заново пишу мой роман.

Миссис Остен фыркнула:

– Какая нелепость! Твой брат никогда не даст денег на такую сомнительную затею.

– Он обожает сомнительные затеи, мама. Но эта моя идея нисколько не сомнительна, а даже очень разумна. Генри знает это, как и вы.

– Ничего подобного я не знаю! Мы послали твою рукопись Кэделлу, он ее отверг.

– Те листы, которые вы бросили в огонь… Вы ведь прочли их, верно?

– Не помню, – ответила миссис Остен и после долгой паузы прибавила, пожав плечами: – Даже если и прочла?

– Посмотрите мне в глаза и скажите, что книга была плоха. Тогда я выйду замуж, за кого вы велите, и не напишу больше ни строчки.

С улицы слышались возбужденные голоса: досужие горожане, не желая расходиться, все еще судачили о произошедшем. Леди Джонстоун была у них запевалой. Миссис Остен подошла к окну и закрыла его. В комнате стало тихо. Наконец преподобный заговорил:

– Джейн, моя дорогая девочка. Я понимаю, как много значат для тебя твои литературные занятия. Но не выйти замуж, остаться одной, без семьи… Это печально. Ты сама не знаешь, от чего отказываешься.

Джейн вздохнула и посмотрела на него.

– Папа, я понимаю, что вам трудно в это поверить, но в глубине души я знаю, от чего отказываюсь, – ответила она.