– Ты не пьешь из-за того, что наш отец утонул в луже по пьяной лавочке?

Монтгомери прищурился.

– Откуда ты знаешь?

– Откуда обычно узнают. Слухи, сплетни… А у меня есть уши.

Монтгомери молчал. Глаза Перегрина привыкли к полумраку, теперь он мог ясно видеть лицо брата и обнаружил, что он не единственный, кто выглядел ужасно. На лице Монтгомери прибавилось морщин, но больше всего поражала горькая складка у рта. Теперь в ней читалась какая-то роковая безысходность, а не обычная решительная твердость, ясно говорившая о том, что он приступает к очередной великой миссии. Нет, на этот раз он выглядел совсем иначе, сейчас на его лице лежала печать разбитых надежд…

Наконец Монтгомери пошевелился. Он включил настольную лампу, затем порылся в безнадежно перепутанных листах, извлек из-под кипы бумаг тонкий серебряный портсигар и достал сигарету. Долго возился со спичками, пытаясь сконцентрировать на них пьяный блуждающий взгляд, пока одна из них наконец не зашипела, оживая. Выпустив в потолок струю дыма, он наконец посмотрел на Перегрина.

– Да. Я не пью именно потому, что пьяница Чарльз Деверо закончил свою жизнь, захлебнувшись в луже.

В душе у Перегрина все всколыхнулось. Он задал свой вопрос, как всегда, спонтанно, следуя самым неожиданным, зачастую опасным, импульсам. И совершенно не ожидал услышать от своего брата столь откровенное признание. Будто они разговаривали на равных, как мужчина с мужчиной…

– Почему же мне сказали, что он упал с лошади? – рискнул спросить он, решив снова испытать удачу.

Монтгомери покатал сигарету между пальцами.

– Чтобы прошлое не довлело над тобой.

– Не стоит оберегать меня от правды, какой бы горькой она ни была, – пробормотал Перегрин, стараясь не вспоминать язвительный вердикт мисс Арчер, когда она назвала его избалованным сопляком.

– Дело не в правде, – сказал Монтгомери. – Истории о наших отцах зачастую давят на нас тяжким грузом, внушают страх перед будущим, диктуют нам, как действовать. Или делают нас слабыми. Что можно сказать о человеке, от которого зависят тысячи людей, а он тонет в луже, потому что напился в доску и не удержался на ногах?

Перегрин задумался.

– Что ему ужасно не повезло? – предложил он.

Монтгомери уставился на него.

– Возможно, и это тоже, – наконец согласился он. – Почему ты вернулся?

Внезапно тошнота снова подступила к горлу. Страх, вина и стыд переполняли Перегрина.

– Потому что мне не следовало сбегать.

– Разумеется, – сказал Монтгомери, небрежно стряхивая пепел сигареты прямо на ковер.