Через несколько часов Лахлан пустился в обратный путь, после того как увел своих преследователей далеко на юг. Бросив коня и позаимствованную у покойника слишком тесную для него кольчугу на берегу – в надежде, что они решат, будто он ушел морем, – он, сделав крюк, отправился назад пешком.
Дорога казалась бесконечной. Громкие удары сердца отдавались где-то в горле. Если что-нибудь случится с Беллой…
Лахлан пытался не думать об этом, сосредоточиться на происходящем вокруг, однако страх так глубоко укоренился в его сознании, что никаких сил и решимости не хватало, чтобы с ним справиться.
Несколько поисковых отрядов до сих пор рыскали вокруг монастыря, однако в той части леса, что примыкала к полуразвалившейся хижине, стояла зловещая тишина. Все его чувства обострились. Время от времени Лахлан слышал вдали собачий лай – где-то за спиной, – но, похоже, англичане еще не додумались отправиться на его поиски.
Слишком уж спокойно было в лесу. Лахлан не мог избавиться от ощущения, что это не к добру, и с каждым шагом дурное предчувствие сгущалось над ним, как тучи.
Сердце требовало, чтобы он бежал к Белле, бежал со всех ног, но Лахлан ступал осторожно, готовый затаиться при малейших признаках опасности. У него не было права на ошибку. Он не допустит, чтобы чувства опять взяли над ним верх. Только не в этот раз!
«Господи, пусть с ней ничего не случится!» Лахлан мысленно повторял эти слова как молитву, только кто станет его слушать, после стольких лет богохульства?
Он держался в тени, пробираясь сквозь деревья и кусты и время от времени останавливаясь, чтобы удостовериться – нет ли где засады. Ничего. Зимой безмолвствовала даже природа.
Когда наконец в поле зрения возникли поляна и ветхая хижина, Лахлан вовсю задыхался, словно сдерживал дыхание уже несколько часов кряду.
Он осмотрел залитый лунным светом пейзаж: вода справа; лошади привязаны к дереву именно там, где он их оставил; чуть дальше – бревенчатая избушка. Деревья несколько загораживали обзор, однако в щелях ставен он видел слабый огонек масляной лампы.
Лахлан замедлил шаг. Каждый нерв был на пределе. Зрение, слух говорили, что все в порядке, но инстинкт настаивал на обратном.
Вдруг над головой что-то треснуло. Лахлан обратился в камень. В следующую минуту он услышал шелест листьев и догадался, что это всего-навсего или птица, или какое-то животное в ветвях, и, переведя дух, двинулся дальше. Оказавшись в двадцати футах от сторожки, поднес руку ко рту и, подражая сове, издал звук наподобие уханья – предупредить Беллу о своем приближении, потом стал ждать ее ответа, слушая стук собственного сердца и шум крови в висках.