Светлый фон

***

 

– И если хочешь ты получить эту силу и власть от Божией Церкви, ты должен соблюдать заповеди Христовы и Нового Завета, приложив для этого все свои силы. И знай, что Он заповедовал человеку не совершать ни прелюбодеяния, ни человекоубийства, ни лжи, не давать никакой клятвы, не красть и не брать чужого и не делать другому того, чего не хотел бы, чтобы сделали ему; прощать тому, кто причинил ему зло, и любить своих врагов, и молиться за своих клеветников и хулителей и благословлять их. И если его ударят по одной щеке, пусть поставит другую, и если у него отнимут рубашку, отдать плащ; и он не должен ни судить, ни осуждать, и выполнять многие другие заповеди, которые дал Господь и Его Церковь.

И ты должен ненавидеть этот мир, и дела его, и все, что в нем есть. Ибо святой Иоанн говорит в своем первом послании «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира. И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек».

Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира. И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек

 

***

 

Кантильен Лоран не помнил, когда в последний раз пребывал в столь мрачном расположении духа. Уезжая из Кантелё буквально накануне, он искренне благодарил Бога за то, что его худшие подозрения не оправдались, однако теперь ему искренне казалось, что Господь наказывает его за недостаточно ревностную службу.

«Отец наш Небесный, не оставь меня в этот трудный час», – молился он про себя, соскакивая с лошади.

Оглядев стражников, ожидавших его приказания, судья инквизиции махнул им рукой и кивнул.

– Стучитесь в ворота. Не медлите! – возвестил он и, когда ворота содрогнулись под натиском городской стражи Руана, с мрачной торжественностью выкрикнул: – Откройте! Святая инквизиция!

 

***

 

– Склони голову, – тихо велел Ансель. Гийом повиновался, всячески стараясь не показать, что все его существо рвется поскорее приступить к действиям. Воистину, ему казалось, что инквизиция со своей стражей вот-вот прибудет к воротам особняка. – Повторяй за мной. «Parcite nobis. За все, в чем мог я согрешить словом, или делом, или помыслом, или свершением…»

– Parcite nobis. За все, в чем мог я согрешить словом, или делом, или помыслом, или свершением… – В голосе Гийома слышалось нетерпение, которого мог не уловить только глухой. Но Ансель не обратил на это внимания.