В другое время Элиза прониклась бы весельем кипящей жизни, но не теперь.

Девушка поправила новенький пояс с висящими на нем мешочками, оправила чистую скатерть и скромное, но опрятное платье. Воистину, по ее облику и тому, как она обставила свой прилавок, никто бы не сказал, что вечером она унесет все это в хижину посреди леса.

Состоятельность, возможность спокойно обустроить свои дела в Руане, найти покупателей и пациентов, не переживая голод из-за отсутствия средств к существованию, способность платить налоги, чтобы не навлечь на себя гнев властей города, заброшенная лачуга, которую можно было переделать в уютное и удобное жилище – все это досталось ей почти даром. Вся суть крылась в этом «почти».

Сердце Элизы каждый раз сжималось от боли и стыда, когда она вспоминала о том, как дробила на части украшения, которые когда-то дарил ей Гийом, и продавала ювелиру драгоценные камни и звенья из серебра и золота. Пусть она никогда не надела бы этих ожерелий и бус, пусть она не могла позволить себе вплетать в волосы золотые цепочки и носить на руках перстни, она чувствовала себя предательницей, расставаясь со своими сокровищами. Ей казалось, что она распродает части своей души – те, в которых жила бережно хранимая память о графе де’Кантелё, покинувшем эту жизнь чуть меньше года тому назад.

При мыслях о том, что его подарки спасли ее и Рени от голода и бедствий, Элизе каждый раз казалось, что кто-то невидимый рассекает ее грудь мечом, оставляя болезненный кровоточащий росчерк. Единственным способом не испытывать этих чувств было не думать о Кантелё и его жителях. Если это удавалось, то состояние Элизы оставалось не мучительным, а просто скверным.

Вот и сейчас она принялась, хмурясь, пересчитывать заработанные деньги. Не так много, но на то, чтобы купить птичьего мяса себе и Рени на ужин, должно было хватить. Даже, пожалуй, на несколько дней вперед.

– Посмотри, Гийом! – Элиза чуть не дернулась, услышав, как один юноша окликнул другого, подбегая к соседнему прилавку. – Помнишь, отец искал глиняный чан, чтобы замешивать муку? Домашний-то сейчас, поди, маловат… а здесь гляди, какие!

Элиза проследила глазами за сыновьями пекаря, склонившимися над товарами ее соседки. Двое упитанных темноволосых молодцов никоим образом не напоминали ей Гийома – её Гийома.

«Прекрати дергаться от одного звука имени» – уже далеко не в первый раз приказала себе Элиза. Она готова была проклясть родителей Гийома за то, что не выбрали ему более редкое имя – тогда ей напоминали бы о нем только собственные мысли, а не сотни мальчиков и мужчин по всей Франции. – «Просто не думай об этом. Подумай о том, как привлекать пациентов или покупателей. Подумай о новом столе, что нужно смастерить в дом Рени, о теплой одежде на зиму, о молоке для бродячих кошек, что приходят к вам с сестрой полакомиться. У тебя огромный выбор, о чем подумать!»