– Спросить, как мое здоровье.

– Что-нибудь еще сказала?

– Что погода в Петербурге отличная, в гости звала, – салютует мне бокалом отец. – Я удовлетворил ваше любопытство товарищ… старший оперуполномоченный? Майор? – кивает отец на невидимые погоны, которых на моей футболке, разумеется, нет. – Или уже подполковник? Быстро ты, однако, по карьерной лестнице шагаешь. Слышал, что на повышение идешь? Молодец, сын, так держать. Я тобой…

– Только не надо заливать про гордость, – взрывает меня. – Для тебя моя работа ничем не лучше дворника. Воздержись от гнусного вранья, хотя бы глядя мне в лицо. Чем ты залечиваешь своих компаньенов, меня мало интересует.

Отец кривит губы в согласной усмешке. Делает глоток и только потом говорит:

– Кем-кем, но точно не опером я представлял своего сына. Грубые, грязные полевые работы, в поту, в крови и чужом дерьме. Не надоело разгонять наркоманов по подъездам?

– Боюсь, тебе этого не понять. Всю жизнь просидев в кабинете, прячась за спинами тех самых “наркоманов”, которые ради дозы мать собственную пришьют.

– Ты гораздо сильнее похож на меня, чем тебе хочется думать.

– Возможно. Вот только мы с тобой по разные стороны закона. Таких, как ты и твои шестерки, я закрываю. Далеко и надолго.

– Спесивый юнец.

Я ухмыляюсь:

– С юнцом ты опоздал. Лет на десять.

Отец отводит взгляд, поправляя бумажки на столе. Что это? Молчаливый приказ выметаться? Хера с два! Я смотрю на часы. Телефон молчит, скорее всего, Герману еще ничего не удалось нарыть. Значит, у нас есть единственная зацепка, которой пора воспользоваться. Больше нельзя терять ни минуты.

Прохожу и упираю кулаки в стол, бесцеремонно склоняясь над отцом. Задвинув все свои обиды, сообщаю, четко проговаривая каждое слово:

– Если ты не хочешь, чтобы наша фамилия засветилась в нелицеприятном свете, украсив криминальные сводки, то скажи мне, где Ольга? Иначе один звонок, и я объявлю план-перехват. Ее лицо украсит каждый фонарный столб этого города! Дочь бизнесмена Волкова – уголовница. Как громко.

– Ты ведь этим не только мне навредишь. И о своей карьере можешь забыть. Такая “родня” мента не красит, Виктор, – ухмыляется отец.

Я сжимаю челюсти. Молчу. Держусь, блядь, из последних сил держусь! Желваками поигрываю. У меня каждая, сука, секунда на счету! Меня физически рвет на части от того, как быстро летит время и как долго я не знаю, где конфетка и что с ней. Я страшно устал от всех этих словесных баталий. Мне ничего не стоит прямо сейчас объявить Ольгу в розыск и одному богу известно, что я с ней сделаю, как только она попадет мне в руки…