Но может это и к лучшему. Все душевные и физические силы у неё отнимали приближающиеся роды. Она переживала, нервничала, волновалась и, может быть это был эгоизм, но сейчас для неё главным стало именно это.

«Мы нужны ему, а, значит, я обязана думать о себе и о ребёнке» — приказала она своему благоразумию и все остальные мысли отложила на потом.

— Обещайте мне сказать, что бы не случилось, — пригрозила она Альваресу, собираясь в роддом.

И он приложил руку к сердцу, поклявшись. Жаль, что Оксанка не поняла в чём.

С обеда живот тянуло, и к вечеру она твёрдо решила не рисковать. По крайней мере там она будет под присмотром, иначе реально от волнения сойдёт с ума.

— Всё будет хорошо, — сказал ей Пашка, — помогая выйти из машины у роддома. Оксанка не выдержала и стукнула его. А потом он получил ещё один ощутимый удар от жены.

— Клянусь, я убью каждого кто хоть ещё раз скажет мне это, — рыкнула Данка и пошла помогать Оксанке оформляться.

В принципе, обо всём уже договорились по телефону. Всё было обговорено, оплачено, выбрано, утверждено. Дело осталось за малым — благополучно родить.

И в тот момент, когда она переступила порог этого сугубо женского заведения, даже мысли о Кайрате, который так нужен ей был сейчас, отступили на задний план, потому что она почувствовала первую настоящую схватку.

— Ну, что, — сняла врач перчатки, щёлкнув скрипучей резиной. — Всё хорошо. Раскрытие матки два сантиметра. Можно сказать, мы в родах. Лежим, ждём. Роды первые, это может затянуться и до завтра.

И парень в её животе торопиться точно не хотел.

Первые часов семь она чувствовала себя прекрасно. Отвечала на звонки. Забылась до утра беспокойным сном.

Но едва забрезжил рассвет, отошли воды, схватки стали сильнее и чаще, и те два часа, что они шли, она уже ни о чём другом не могла думать. Лишь бы уже родить. Только бы оно уже закончилось.

Правда, когда начались потуги и перед тем как её повезли в родовой зал, она успела сказать Данке, чтобы она никогда не рожала. И вроде Данка даже обещала последовать её совету.

Спокойный голос женщины-врача и то, как прилежно она сама старалась выполнять её указания, — пожалуй, главное, на чём Оксана сосредоточилась. Она дышала, потому что «нам не нужна гипоксия». И она тужилась, потому что надо «тужиться, когда почувствуешь схватку». Народу в белых халатах вокруг сновало много, но Оксана не присматривалась и слышала только этот уверенный голос и чувствовала мужскую руку, которую сжимала.

— Отлично, головка, — обрадовалась доктор. — А волосы какие тёмные. Явно в отца, — улыбнулась женщина кому-то у Оксанки над головой. — Дыши, дыши! И последний разочек! Изо всех сил!