Ни за что не поверю. Какие у тебя есть доказательства?
Я отвечаю не сразу.
Это было на Исабеле.
Это было на Исабеле.
Какое-то мгновение я наблюдаю за мигающими тремя точками, пока Родни думает над тем, как лучше сформулировать свои мысли.
Внезапно картина с «Последним героем» зависает, и на экране моего телефона высвечивается информация о входящем звонке. Я нажимаю «Ответить» и вижу лицо Родни.
– Не уверен, что это можно считать преодолением своих страхов, если все происходило, пока ты была без сознания, – заявляет он.
– Тонкий момент, безусловно.
Родни долго меряет меня взглядом.
– Хочешь поговорить об этом?
– Место называется
Родни вздрагивает:
– Лучше расскажи мне о том, как ты пила на пляже охлажденную «Маргариту».
– В первый раз меня туда привела Беатрис. А во второй раз мы приехали туда на машине, и я спустилась вниз, чтобы попытаться спасти ее.
– Почему ее нужно было спасать?
– Она вроде как застала меня в постели со своим отцом и не слишком обрадовалась увиденному.
Родни заливается громким смехом:
– Диана, только у тебя могут быть галлюцинации, связанные с какой-то этической дилеммой. – При слове «галлюцинации» что-то во мне щелкает и словно бы закрывается; Родни замечает это и продолжает гораздо более мягким тоном: – Послушай, мне не следовало так говорить. Травма есть травма. То, что кто-то не испытал чего-то в реальности, не делает это для него менее реальным.
Мэгги рассказывала мне о пациентах, прошедших через ЭКМО, и о тех, кто страдает ПТСР. Некоторые из моих симптомов очень похожи: боязнь засыпать, панические атаки при кашле, навязчивая проверка уровня кислорода в крови. Но я по-прежнему помню, каково это – тонуть и чувствовать, как вода наполняет легкие. Я просыпаюсь среди ночи оттого, что сердце колотится где-то в горле, и я вновь оступаюсь на скользкой лестнице туннеля в поисках Беатрис. Я помню то, чего, по словам окружающих, со мной никогда не происходило, и теперь, спустя почти десять дней после того, как мне перестали вводить седативные препараты, эти воспоминания по-прежнему со мной.