Финн смотрит на меня, а затем снимает маску, и она повисает у него на запястье. Переносица по-прежнему вся в синяках, но – боже мой! – как я рада видеть его улыбку.

Я рычу, раздосадованная тем, что не могу броситься в его объятия, но, словно по волшебству, через секунду Финн сам оказывается возле меня. Он опускается на колени и заключает в свои объятия.

– Чей-то тест на ковид оказался отрицательным, – говорит он вместо приветствия.

Я снимаю маску и кладу ее себе на колени:

– Ты видел мои анализы?

– Привилегия докторов.

Финн прижимается лбом к моему и закрывает глаза. Я знаю, что его тоже переполняют эмоции. Обнимать Финна, тонуть в его объятиях. Я чувствую себя так, словно провалилась под лед, но меня спасли, и вот я снова оказалась там, где есть звук, тепло и солнце.

– Привет, – шепчет Финн мне в губы.

– Привет.

Он наклоняется, прижимается губами к моим, а затем отстраняется. На его щеках появляется румянец. И хотя он знает, что я уже почти поправилась, но ничего не может с собой поделать.

Я жду этого: щелчка, с которым откроется дверь, последнего кусочка, с которым сложится пазл, знакомого вздоха, который возвестит о том, что я вернулась домой.

«Здесь твое место», – уверяю я себя.

– Тебе так повезло, – хрипло говорит Финн, как будто пытается отогнать мрачную тень альтернативного будущего.

– Мне всегда везет, – поправляю я, хватаю его лицо обеими руками и прижимаюсь губами к его губам, как бы говоря: «Вот чего я хочу, вот чего я всегда хотела».

Я отдаюсь поцелую целиком и без остатка, чтобы в первую очередь убедить саму себя.

Я краду его дыхание на всякий случай.

Вообще-то, посещения в реабилитационном центре строго запрещены, но Финн умаслил персонал донатсами, поэтому у нас с ним всего час времени. Вскоре на улице начинает холодать, а я начинаю уставать. Финн помогает мне снова надеть маску, отвозит в мою палату и укладывает в постель.

– Как бы я хотел остаться тут, с тобой, – бормочет он.

– Как бы я хотела поехать домой, с тобой, – эхом отзываюсь я.