Финн легонько подталкивает меня своим плечом.
– Ну же, открой ее, – настаивает он.
Мне удается натянуть на лицо улыбку, и я разворачиваю импровизированную оберточную бумагу – вчерашнюю газету «Таймс». Внутри коробочки оказывается маленький браслет с надписью «Воин».
– Это то, кем ты мне теперь кажешься, – признается Финн. – Ди, я чертовски рад, что ты оказалась настоящим воином!
Он наклоняется, проводит рукой по моим волосам и целует меня в губы. Отстранившись, я достаю браслет из коробочки, и Финн помогает мне надеть его на руку.
– Тебе нравится? – спрашивает он.
Розовое золото ярко блестит на свету. Браслет – не обручальное кольцо.
Да, мне нравится.
Я поднимаю глаза и вижу, что Финн уже вовсю поглощает торт.
– Иди сюда, – говорит он с набитым ртом, – пока я все не съел.
Я подкармливаю свою закваску. Я смотрю ролики на YouTube о том, как стричь волосы, чтобы подстричь Финна. Периодически я встречаюсь онлайн с доктором ДеСантос. Я звоню Родни по FaceTime, и мы вместе обсуждаем очередное письмо «Сотбиса», в котором говорится о продлении наших неоплачиваемых отпусков до конца лета.
В Соединенных Штатах выявлен миллион случаев заболевания ковидом.
Я перестаю пользоваться тростью. Хотя я устаю от долгого стояния на ногах и страдаю от одышки, преодолев даже один лестничный пролет, проблем с балансом больше нет. Я убираю Кэндис в шкаф, и тут же вспоминаю про коробку из-под обуви с моими старыми рисовальными принадлежностями.
Осторожно вытаскиваю ее и кладу на кровать.
Сняв крышку, я обнаруживаю внутри перекореженные тюбики акриловой краски, затвердевшую палитру и кисти. Мои пальцы касаются прохладных металлических тюбиков, а ногти цепляются за засохшие кусочки краски. Что-то пробивается из меня, как тончайший зеленый побег из семени.
Я очень давно не рисовала, а потому в доме нет ни мольберта, ни грунта, ни холста. Стена – идеальная поверхность для работы, но квартира съемная, и рисовать на ее стенах я не имею права. Наконец я останавливаюсь на комоде. Каким-то чудом мне удается отодвинуть его от стены. Мы купили этот комод в магазине подержанных вещей и загрунтовали его поверхность в надежде когда-нибудь ее покрасить, но времени на это так и не нашлось. Дерево задней стенки комода гладкое, белое и ждет своего часа.
Я сажусь на пол с карандашом в руках и начинаю рисовать грубыми, размашистыми штрихами. Происходящее кажется мне настолько нереальным, что я чувствую себя медиумом, воспарившим над собственным телом и наблюдающим за чьим-то совершенно нетипичным поведением. Внезапно городской шум и периодическое пиликанье моего телефона смолкают, словно кто-то выключил звук. Я выдавливаю радугу цветов на палитру, дотрагиваюсь кончиком кисти до карминовой краски и провожу ею по дереву, как скальпелем. Я испытываю облегчение оттого, что наконец нащупала контакт, а также беспокойство – оттого, что не знаю, куда меня это приведет.