«Дочь твоя… Уж и не его будто дочь Аксинья», – возмутилась про себя Анна. В исконном желании выгородить дитя, защитить его перед всем миром, перед суровым отцом, Анна не выдержала:

– А ты уверен?!

– В чем уверен?

– Что я без единого греха прожила!

– Да… Скажешь нет?

Анна устало вздохнула и поднялась, теперь она делала это медленно. Куда ушла только вся прыть:

– Пойду я поросят кормить, отощали совсем. Не до них было в круговерти горестей.

Василий с того момента, с того разговора не мог успокоиться. Одно крутилось в его голове.

Однажды, выпив сверх меры, он в сенях прижал к стене Анну, грозно нахмурив брови:

– Говори, а то…

Она рассказала ему все, что надо было хранить под семью замками. Усталая, измученная, бездумная, Анна обрушила на седую голову мужа горькую правду.

– Суки вы все! Геенна огненная вас сожги! – в сердцах крикнул Василий и перестал разговаривать и с женой. Не мог он простить ей. Не один десяток лет прошел с тех пор, а обида жгла, будто случилось это вчера.

И сейчас в зимовье опять по-стариковски перебирал Василий прошедшие годы, не мог успокоиться, кляня жену и непокорную дочь.

На печке томился тетерев в старом чугунке, наполняя жилье ароматным запахом. Поставив перед собой чугунок, Василий вглядывался через мутное окошко в зимний лес, медленно жевал мясо.

Ощутив знакомую боль в левом боку, он по привычке затаил дыхание – ожидая, что пройдет она, как проходила обычно. Но боль не уходила, становилась все сильнее, полыхала огнем, поглотившим весь белый свет.

* * *

Больше недели Анна, Аксинья и Софья места себе не находили, дожидаясь Василия. Не выдержали – попросили Зайца и Игната сходить до Верхнего зимовья, проверить, что со старым. К вечеру мужики принесли давно остывшее тело Василия. Он настолько окоченел, сидя за столом, что разогнуть они его не смогли.

В замерзшей земле с трудом выдолбили могилу, схоронили на следующий день под рыдания осиротевшей семьи и тихое бормотание отца Сергия.

– Проклятие какое-то на семье Вороновых, – шептались в толпе, провожавшей в последний путь мужика. – Все мужики мрут! Ты смотри, одни бабы остались.

Впрочем, проклятие терзало не только семью Вороновых и деревню Еловую. Казалось, Бог проклял всю землю русскую. Не мог царь боярский Василий Шуйский навести порядок, пресечь заговоры и бунты. Был царем он никудышным; как ребенок, плясал под дудку бояр.