– Вот так и смею… Ты-то еще дальше меня ушла, в девках нагуляла. В одном тебе повезло – не узнали родители про грех твой.

– Сдурела что ли?! Вот наградил Бог сестрой! – Василиса плюнула в чашку с супом и, грузно встав из-за стола, покинула избу.

Аксинья невесело усмехнулась – вот где Ульянин длинный язык пригодился. Если б не давняя история, не один еще ушат грязи вылила бы Василиса на нее.

«Велика гордыня Василисина. Давно это было… За соблазнителя своего замуж вышла, а как не хочет, чтобы узнала мать… И деревенские». Больше сестру она не видела, Василиса поплакала на кладбище, попрощалась с отцом и братом и отбыла в свой Великий Устюг.

После того как мать попросила прощения, так душевно говорила, в душе Василисы что-то стало оттаивать. Как в лесном укромном овраге, где холод идет от самой земли, лед тает порой в середине лета, так и сердце ее с самого детства будто заморозилось от родительской нелюбви, потом от паскудного поступка Шиноры.

Ехала она обратно, вспоминала слова греховодницы-сестры. Перебирала их, кусая тонкие губы… Новой коркой льда покрывалась в негодовании ее душа. Столько всего Ксинька натворила. А не рыдала, не просила помощи, хамила. «Отплачу я тебе, сестрица моя младшая, ты не беспокойся». – Ветер пронизывал ее богатую одежду, закручивал поземку.

* * *

– Одно хорошо: отец и сын этого уже не видят, – вздыхала Анна. Замороженной Аксинье не было уже дела ни до чего.

Дом родителей казался осиротелым. Все соседи обходили избу стороной. Двор хирел без должного ухода. Единственная телка отощала. Только старыми запасами семья и спасалась.

София, потеряв любимого мужа, замкнулась, исчезла доброта во взгляде. Стылые, тоскливые дни плавно перетекали в черные ночи, и не было спасения от дурных мыслей. Даже Васька чуял, что беда своим широким крылом обняла семью Вороновых, и присмирел.

Избу свою Аксинья заперла. Не могла она и представить – какого это жить одной. В родительском доме лучше, голоса и суета, детский смех. Игнатка, Гришкин помощник, стал теперь хозяином кузницы. По обычаю избу ему передать следовало, но добрый Игнат на нее не претендовал, обещал:

– Ты, Аксинья, не сомневайся, я тебе помогу, не обижу. Ты в избе живи, мне она без надобности. Мутная у вас с Григорием история вышла, но я знаю, что баба ты хорошая… – Мужик смешался и не знал куда девать глаза.

– Спасибо, Игнат, на добром слове, – чуть не до слез растрогалась Аксинья, которой тяжело было ощущать на себе насмешливые взгляды односельчан, слышать неодобрительный шепот в спину, – семья у вас большая, места не хватает в отцовском доме. Переезжай ты в нашу избу. Что ж она пустая будет стоять…