Мне действительно прилетают две фотографии. На первой я вижу Яну и Машу в каком-то парке они радостные и красивые. И действительно очень похожи. На другом снимке Маша вместе с Матвеем. Они сидят вместе в клубе. Он хмурый, а она улыбается. Его рука лежит на ее обнаженном плече – платья Маша предпочитает открытые.

– Эти фотки многого мне стоили! Помог найти Игорь – через какого-то своего знакомого, – нервно хмыкает подруга. – Если честно, он меня уже стал ревновать к Веселову – мол, что за повышенный интерес?

– Спасибо большое, Алиса. Ты лучшая в мире подруга, правда. А… что было дальше? – спрашиваю я со смесью страха и отвращения, вновь и вновь вспоминая, как Матвей целует Яну. Интересно, они продолжили или смогли вовремя остановиться?

Алиса молчит.

– Говори же!

– Он довел ее до самоубийства.

– Что? – словно очнулась я.

– Матвей Веселов довел эту девушку до самоубийства, – терпеливо повторяет подруга. – Она напилась таблеток, и ее нашли в собственной рвоте с его фотографией в руке. Похоронили на Урале, в родном городке. Яна сама всем занималась, хотя из-за Матвея они и перестали общаться. Потому что у этой Маши нет родственников – только отец-алкаш. Эх, жалко ее. Хотела сбежать из своего маленького городка, а сама…

Алиса замолкает. Ей часто жалко людей. Какой бы самоуверенной или меркантильной она ни казалась, в душе Алиса добрая.

– Но… Разве это говорит о том, что он подтолкнул ее к этому? – переспрашиваю я.

– Разумеется, нет. Просто ходят слухи, что… Матвей любит играть с девушками. Ну, то приближать, то отталкивать. То дарить невероятные подарки, то опускать. То совершать ради них безумства, то соблазнять. И Яну держит на коротком поводке, и с другими дурочками играет. Так говорят, Ангелина, – вздыхает Алиса. – А еще говорят про какой-то особый клуб, где делают ставки на людей – даже на смерть. И якобы он тоже там состоит, твой Матвей. Я, конечно, не знаю, что из этого – правда. Просто решила… что ты должна об этом знать.

– Спасибо, – благодарю я подругу. И вдруг понимаю: а ведь он послал меня к черту после нашей первой ночи. Может быть, все подстроено? Может быть, Габриэль давно ему все рассказал? Может быть, они просто наблюдали за мной и делали ставки?

Я не знаю, я отказываюсь что-либо понимать. Однако я чувствую, что все еще жива – мою грудь разрезает изнутри боль. И снова по лицу текут слезы. Как же мне надоело плакать.

– Мне стыдно, – говорит Алиса. – Надо было не говорить.

– Ты правильно сделала, – возражаю я и вдруг говорю о том, что узнала… что я приемная.

– В смысле? – не понимает подруга.