Воспоминания о Полине быстро разрушили красивый мираж. Но углубиться в тоску не дало следующее сообщение от Зайкина, теперь голосовое.

— Кариш, если это не прикол и не постановка, то мы очень рады за него, — Нина звучала взволнованно. — Но все равно как-то не верится.

— Нусь, ну, кажись, правда, — отец пробивался на фоне, тоже казался возбужденным. — Кариш, он такой счастливый проснулся. Даже хомяка расцеловал на радостях, хотя почти его не трогает. Ему и нельзя. Отчихаться теперь не может.

Зайкин как раз чихнул на заднем плане. В динамике снова заголосила Нина:

— Кариш, ты приходи почаще, мы всегда рады тебя видеть. Когда-нибудь семьей станем, надо привыкать друг к другу. Так что ждем в гости.

— Ага, Кариш, очень ждем. Спасибо тебе, — закончил сообщение Федор.

Карина обомлела и сама не заметила, как расплылась в неснимаемой улыбке. Увидела ее в зеркало, когда пошла умываться. Гадала, за что Федор ее благодарил. Это ей нужно было благодарить Зайкина. За все и больше. Над ответом она долго думала, потому что считала важным каждое слово, которое они услышат, особенно Нина, не хотела оплошать, но на их откровенность волей-неволей отвечала тем же. Не чувствовала реального страха, пыталась быть честной.

— Нина, Федор, здравствуйте. Спасибо за приглашение, — записала с первой попытки. — Зай… Кирилл не врет. И это не постановка. Мы, наконец-то, вместе. Это я тупила. Так что спасибо ему.

— Ничего, бывает, — сразу пришел голосовой ответ от самого Зайкина. — Кариш, насчет сегодня я тогда посмотрю бары и отпишусь тебе.

Она напечатала: «Хорошо. Жду». В ответ получила целующийся смайлик и зарумянилась. Радость не унималась. Она сегодня тоже проснулась счастливой и тоже зацеловала бы хомяка, если бы у нее такой был. Теперь даже в пустой квартире одиночество так не ощущалось.

Оставив телефон на столе, девушка спокойно приняла душ, не торопясь и упиваясь самим процессом очищения. Голова заметно посвежела. И внутри было совсем не скверно — новое ощущение, которое тут же оборвал звонок в домофон.

Карина была уверена, что это сестренка, прибежала плакаться, скорее всего. На душе опять потяжелело. Так не хотелось ее впускать, омрачать себе день, хотелось еще чуть-чуть, самую малость насладиться спокойствием, но совесть упрекнула: «Сама виновата. Терпи».

В трубке послышался мужской голос. Девушка не сразу узнала в нем Жерара. «Блядь, еще же он остался», — раздосадовалась, но впустила. Она ведь обещала Зайкину с ним порвать, сейчас было самое время. Хотя и рвать-то было нечего, и уже сколько раз все рвалось само собой, а он продолжал к ней таскаться, причем без предупреждения, чувствовал, что иначе будет долго добиваться встречи.