— // —

Пока тащимся обратно к Кулаку — его жилой комплекс не так уж далеко от моего находится — пролистываю новости и чаты. Нигде упоминания вчерашних событий нет. Льдина в груди подтаивает.

Во двор заворачиваем и я понимаю, что даже не позвонила, как планировала. Дырявая башка. Набираю его, осторожно поглядывая на водителя. Вася отвечает сразу, скоро приедет.

Улыбаюсь водителю напоследок. Его Вовой зовут. Дарю ему набор сушеного мяса и фисташки, потому что заприметила у него днем орешки на переднем сидении. Он удивленно загребает благодарности.

Ваня сразу во второй спальне устраивается за компом. Махина какая-то и еще подсветкой неоновой переливается. Игровой вроде.

Отвечаю на дофига чатов, разгребая накопившееся. Кофеек себе делаю, все-таки не выспалась.

Насмотревшись на барную тележку, плескаю себе виски. Вообще, вина белого и холодного хочется, но его здесь не видно.

На журнальном столе завал бумагами и папками. Типично для Кулака: и в номере, и в пристройке он всегда находил, как плоские поверхности завалить своим беспорядком. Сдвигаю папку, чтобы как-то бокал свой пристроить.

Выпадает листок, и перед тем как вернуть его обратно, я различаю в каракулях свое имя.

Бумага с двух сторон исписана, и изрядно помятая.

Какой-то набор отдельных фраз и коротких абзацев.

Многое перечеркнуто.

Почерк у Васи ужасающий, одни буквы намного выше и шире других. Словно он выходит из себя, когда надо писать и на эмоциях ручкой сильнее размахивает и безбожно давит.

Дрожащей рукой открываю папку, а там таких листков много. Перечекрнуто, измято, кое-где оборвано.

Вот тут косой строкой «я не собирался говорить наездом», а вверху «ты сказала, что никто так хорошо не делал, а почему не просишь еще», а среди зачеркнутых линий осталось только «я готов извиниться».

А здесь наперекос четверти листка «какую поправку, любую поправку», на другой стороне «ты не прикладываешь усилий понимать, Алиса», а в самом низу «у тебя есть кто-то сейчас?».