Подъезжаем к избе почти к ночи. Алиса кричит усатому, что привезла календулу. Он грозится подать на меня в европейский суд. Калитку же открывает с самодовольным видом, мол, приползли гаденыши обратно.

Скрывает обиду, что не заезжали. Но Алиса, оказывается, ему трезвонила регулярно.

Поздний ужин растягивается, потому что фея и оборвыш искренне рады видеть усатого. Заваливают его вопросами про всех. Алиса даже ему кашу манную на молоке куховарит.

Я иду в гребаный погреб, потому что бедный старикашка может только свое крепленое винцо пить. На самом деле, сбагрил меня, чтобы Алисе допрос устроить.

Ваня в своей старой комнате устроился, а мы в пристройку спешим. До кровати не доходим. Я прямо стены ее нагло оттрахиваю. Она выпившая, поэтому фильтр выключает.

— Глубже, еще чуть. Вася, не останавливайся, ах… Пожалуйста, так хорошо, я совсем… Так…

Я и не собираюсь останавливаться. Я просто с ума сойду сейчас. Но не останавлюсь.

Пытаюсь развести ее на больше откровений, пока она в кондиции. Но сам себя контролирую неважно, отвлекаюсь на кожу душистую.

Кручу ее на члене понемногу. Хочу и рассмотреть как это выглядит, и в волосы ей зарываться. Потом она течет от вертений, и я даже член вытаскиваю на миг — сжать до боли крепко, чтобы тут же не кончить.

Утром почти одновременно просыпаемся, несколько шокированные. Так как смутно помним как отрубились.

Судя по следам на ее грудках, я туда кончил.

Слюняву ей личико, руку на плечо закинув, потому что сказать кое-что хочу:

— Сегодня-завтра побазарить надо нам. Все решим.

Алиса напрягается, сразу мордашка опечаленная. Но воркует со мной тоже.

— Не хочу ссор, — почти беззвучно шепчет она. Потом горло прочищает и громче: — Ненавижу ругаться. А с тобой больше всего на свете. Я знаю, что надо поговорить. Просто…

— Все путем будет. Не парься. Я язык себе прикушу, чтобы не унесло. И ты тоже фильтруй.

Она пальцы мои рассматривает. И будто под нос себе что-то напевает.

Вдыхаю ей прямо в висок.

— Ты че стесняешься иногда. Не стесняйся. Я ж без тормозов с тобой. Ты говори все, что хочешь делать. И как угодно.

И вот тут она застывает. Потом типа возвращается к поглаживаниям моей руки, но только для вида.