А потом дверь открывается, и у меня тут же подкашиваются ноги.
Я вижу его и снова умираю. Данис стоит от меня в нескольких метрах. На нем костюм, из-под которого торчит белый, режущий сетчатку воротничок рубашки. Рассматриваю галстук и до дрожи в коленях боюсь заглянуть Данису в глаза, потому что могу увидеть в них безразличие.
Он же ведет себя так, будто меня не знает. Говорит что-то охранникам, и уже через минуту они выволакивают меня за пределы территории под мат и крик, рвущийся наружу из недр души.
Он приказал им от меня избавиться.
НАСТОЯЩЕЕ
НАСТОЯЩЕЕ НАСТОЯЩЕЕВсе это уже было в моей жизни. Всполошенные родители. Кайсаров, которого сложно понять. Боль. Страх. Все это уже было.
Папа уже увозил меня заплаканную, разбитую. Неживую. Тогда, в день свадьбы Даниса, именно папа забирал меня от ресторана.
Вгрызаюсь в нижнюю губу и смотрю ровно перед собой.
Пару часов назад я узнала, что жена Дана — фикция, а потом на моих глазах произошел взрыв. Несколько недель назад меня похитили и хотели продать.
Что же будет завтра?
— Мама уже знает про взрыв? — спрашиваю, немного отдышавшись от воспоминаний. Они нахлынули на меня лавиной, которую было нереально остановить.
Я даже сижу в слезах. Папа думает, что это из-за взрыва. Как бы не так! Я реву, потому что вспомнила тот проклятый день в деталях. Свадьбу. Чертову свадьбу Кайсарова. На фоне нашего недавнего бурного секса. Я сейчас просто с ума сойду.
— Нет, — папа поворачивает голову. Пару секунд внимательно на меня смотрит и снова вздыхает. — Но узнает. Новость быстро по Москве разлетится.
— Да, — соглашаюсь. А как тут можно не согласиться? Мама придет в ужас. — Данис, он…
— Давай не будем, — отец обрубает на полуслове, и я послушно замолкаю.
Остаток пути едем в тишине. Дома я обнимаю маму, которая, оказывается, уже в курсе последних новостей. Папа даже в дом не заходит. Удостоверившись, что я в безопасности, сразу уезжает.
— Не плачь, мам, все хорошо, — пытаюсь ее успокоить, но она продолжает реветь. — Со мной все в порядке. Правда. Видишь? — улыбаюсь сквозь слезы, а кожа покрывается мурашками от еще более крепких маминых объятий.
— Ты будешь жить у нас, только у нас, Катя!