Светлый фон
великолепен

Хартли оглядел мою комнату так, как будто видел ее в первый раз. Потом снова кивнул. Возможно, как и я, он прикинул и решил, что моя уютная общая комната станет более подходящим местом для встречи, чем его неубранная спальня. Я увидела, как он сделал глубокий вдох. Потом я повернула ручку двери, и Хартли широко распахнул ее для меня. Шепнув ему на ухо: «Я тебя очень люблю», – я повернулась, чтобы выйти, но он схватил меня за руку. Отец моего любимого смотрел прямо на нас, но это не помешало Хартли чмокнуть меня в лоб, прежде чем отпустить.

Я бросила еще один взгляд на человека, который приехал увидеть Хартли. Он с ошарашенным видом уставился на сына, щеки его пылали.

– Почему бы вам не зайти? – донесся до меня голос Хартли, перед тем как я открыла дверь на улицу и покинула Макгеррин.

Хартли

Бесконечно долгую минуту мы оба не говорили ни слова. Он сел на диван Кори, а я принес стул из комнаты Даны и устроился напротив. Я видел его фото в Интернете много раз, но в реальности все оказалось по-другому. Я никогда не думал, что буду дышать тем же воздухом, что и этот человек, поэтому справиться с потрясением было чертовски трудно.

Видимо, для него это тоже было непросто, так что мы молча глазели друг на друга некоторое время.

– Адам… – наконец выдавил он. Потом прокашлялся и продолжил: – Пожалуйста, прости меня. Я знаю, что извиняться до абсурдного поздно, и не надеюсь, что ты поймешь. Но я все равно хочу, чтобы ты меня выслушал.

Все, что я смог сделать в тот момент, – это постараться спокойно кивнуть. Теперь, когда он сидел прямо здесь, на диване напротив, злые вопросы забурлили в моей голове. Как ты мог? Ты хоть представляешь, как тяжело пришлось пахать моей матери? Ты вообще имеешь хоть какое-то представление, сколько ребят насмехалось надо мной? А мы еще защищали тебя – сам не знаю зачем.

Как ты мог? Ты хоть представляешь, как тяжело пришлось пахать моей матери? Ты вообще имеешь хоть какое-то представление, сколько ребят насмехалось надо мной? А мы еще защищали тебя – сам не знаю зачем.

Но нет, если я открою рот, это будет равноценно прорыву плотины. Так что я лишь сидел молча, проглатывая горечь. Мне было очень стыдно это признать, но в глубине души я все еще хотел произвести на него приятное впечатление. Знаю, я был жалок, но спустя все эти годы я все еще надеялся понравиться ему.

Он нервно постукивал пальцами по бедру, обтянутому джинсами. Они были насыщенного, благородного, дорогого цвета – из тех, что выбрала бы Стейша. Вдобавок на нем были шикарные черные туфли и пиджак, стоивший примерно столько же, сколько автомобиль моей матери.