Отсутствие прежней страсти, прагматичное, сухое, безразличное отношение супруга, периодически возникавший у него интерес к другим женщинам, непрекращающиеся сравнения и критика касательно ее внешнего вида — все это явственно свидетельствовало Ольге о том, что она перестала его волновать. Мучительная мысль, что муж живет с ней по инерции, в силу сложившихся обстоятельств, просто потому, что так привычно и удобно, прочно засела в ее сознании, рождая постоянные неуемные опасения.

«Он не любит меня, — размышляла Ольга, наблюдая, как супруг за то недолгое время, пока они сидели на скамейке, несколько раз с явным интересом засматривался на проходивших мимо привлекательных женщин. — Если бы любил, разве бы он вел себя так? Говорил бы мне такое? Конечно, нет. Зачем же мы тогда живем вместе? Просто по привычке? По привычке… Но к чему все это приведет?» — и как только Ольга задалась последним вопросом, тут же в сознании ее проявились рассуждения мужа о том, что брак — это искусственный отживший институт, не имеющий в развитом обществе никакого значения; что мужчина-семьянин — это тот, кто более ничего в жизни не может, и его любимое по этому поводу очень раздражавшее ее выражение: «А чем не муж? Ума в нем только мало; но чтоб иметь детей, кому ума недоставало?»; вспомнилось его отношение к Саше: всегда самый холодный, строгий тон при общении с дочерью и полное отсутствие чего-либо хоть отдаленно напоминавшего отцовскую любовь к ребенку; и ситуация в семье Завязиных — то, как Глеб терзал сейчас Полину. Все эти воспоминания и соображения промчались у Ольги в несколько коротких мгновений, оставив после себя одно ясное, цельное, всеобъемлющее гнетущее впечатление. «Нет, семья ему совершенно безразлична, равно как и я. Если он захочет уйти, то сделает это не раздумывая. Никакие просьбы и мольбы его не остановят. И это произойдет! Если сейчас его не устраивает, как я выгляжу, одеваюсь, что будет через десять, пятнадцать лет? Страдать, терпеть унижения, чтобы в сорок пять перед пенсией оказаться брошенной?» — и с этими размышлениями тягостные мучительные переживания, все сильнее разраставшиеся в душе Ольги, сделались нестерпимыми. Единственным логичным продолжением ее раздумий был вывод о необходимости сейчас, когда она еще достаточно молодая, расстаться с супругом и попытаться, пока не поздно, устроить свою жизнь, но чем ближе подходила она к этому заключению, тем неистовей трепетало в отчаянии все ее нутро. Уйти от мужа означало до основания разрушить привычный спокойный уклад жизни, столкнуться с массой самых серьезных сложностей, начиная с вопроса жилья и заканчивая переводом дочки в новую школу, предвещало сильнейшие эмоциональные потрясения, и, предчувствуя этот шквал трудностей и напряжения, подсознание Ольги упорно ограждало ее от мысли о разводе, так что сейчас, когда она оказалась уже на пороге столь невыносимого, пугающего своей неизвестностью вывода, не позволило ему проявиться. Нараставшие у нее в душе тревожные и болезненные ощущения вдруг перешли в сильнейшую обиду и жалость к себе, и вместо того чтобы сделать этот последний шаг в своих размышлениях, вновь вернулась она к мыслям о поведении мужа, его бессердечном к ней отношении, и тут же вспыхнула в ней яростная злость на эгоиста, так безжалостно терзавшего и мучавшего ее.