— Пойми, — умоляюще посмотрел на жену Юрий, — эта гадкая привычка сформировалась у меня еще в детстве, и оттого мне очень трудно бороться с ней. Но ты же видишь, что я пытаюсь искоренить ее, и согласись — стал меньше оскорблять и обзывать тебя.
— Нет, не меньше! Все так же! — категорично сказала Ольга. Она понимала, что муж был прав, но, захваченная яростной злобой, была сейчас попросту не в состоянии согласиться с ним в чем бы то ни было.
— Да что за чушь?! — взорвался Юрий в негодовании на супругу, упорно отказывающуюся признать очевиднейший факт. — Ты вспомни, что было лет пять назад! Без всякого сомнения, теперь с моей стороны намного меньше оскорблений! Может быть, и сейчас я бываю груб, нетерпим и безответственен, но я пытаюсь исправиться. И исправляюсь: полностью исключил насилие, и обзываться тоже стал значительно реже.
— Ничуть не реже! Ты просто уже не замечаешь, как меня обзываешь! Для тебя это теперь норма!
— Да пошла ты, дура!!! — в бессильном отчаянии зло взревел Юрий. — У тебя просто ужасная жизнь! Просто кошмар! Давай тогда разведемся!
— Давай!!! Иди узнавай, что для этого нужно, и разведемся! — выпалила вконец разъяренная Ольга. Промолчать сейчас означало для нее выказать свою нерешительность, спасовать перед этой угрозой, брошенным ей вызовом, и в пылу негодования она озвучила то, о чем боялась всерьез даже подумать.
Но для Юрия его слова о разводе были не просто произнесенной в эмоциях фразой, а действительным возможным выходом из сложившейся ситуации.
— Иди ты и узнавай! — сказал он. — Я разводиться не хочу! Но если для тебя все так ужасно, то давай!
Ольга ничего не ответила.
— То, что ты говоришь, — это настоящий ад, — минуту спустя продолжил Юрий, уже заметно тише, но по-прежнему пылко, в чувствах. — Тебя послушать, так твоя жизнь — это один сплошной кошмар.
— Так и есть!
— Но если все настолько ужасно, тогда действительно лучше разойтись! Так же нельзя мучиться! — с этими словами Юрий посмотрел на жену и, увидев ее искаженное в горьком отчаянном выражении лицо, нахмурился, плотно сомкнул губы и поворотился в сторону. — Мне совсем не хочется разводиться и будет тяжело без тебя, — с болью в лице и состраданием в голосе продолжил он, — но не менее, а даже более тяжело для меня слышать и осознавать, что я виноват в твоих мучениях! Я готов исправляться, в меру сил пытаюсь что-то менять, но если для тебя все остается по-прежнему и лучше не становится — надо решать. Если действительно жизнь со мной так невыносима для тебя, тогда, может, и вправду стоит развестись?