— Я готов на все, чтобы вы остались со мной, — быстро говорил Тураев, предупреждая ее возражения. — К сожалению, то, что произошло, я изменить не в силах, но обещаю вам, что не буду специально вредить Ржевскому. То есть, я хотел сказать, что вообще не стану о чем-то рассказывать… Вы же этого хотите?

— Я хочу, чтобы… — Наденька зажмурилась.

— Как раньше уже ничего не будет, — понял ее Тураев. — Но я даже рад этому. Пусть это звучит ужасно, но я действительно рад, что ты… ты здесь…

— Я не знаю, я не понимаю… Я не могу… Максим!

Он наклонился. Его губы оказались в миллиметре от ее губ. Чарушина застыла, и все внутри замерло, даже сердце. Что-то должно было произойти прямо сейчас, и она знала это.

Легко коснувшись ее губ, он замер лишь на мгновение, чтобы затем прижаться к ним с жаждой голодного путника в пустыне. Надя не успела заметить, как оказалась в его крепких объятиях, которым не могла, да и, наверное, не хотела сопротивляться. Из нее будто выкачали весь воздух, оставив лишь пульсирующий красный огонек, продолжавший напоминать ей о том, зачем она здесь.

Она дернулась, и Тураев тут же отпустил ее. Нет, он продолжал прижимать Надю к своей груди, но теперь уткнулся губами в ее висок:

— Милая, славная моя… чудесная, нежная…

По векам Нади полоснуло светом туалетного бра над зеркалом. Открыв глаза, она прищурилась и разглядела сквозь туманную дымку отражение двух сплетенных фигур. Тураев стоял спиной к раковине, и Наденьке пришлось напрячься, чтобы сквозь пелену рассмотреть его тело.

В дверь постучали.

Надя вырвалась из рук Тураева и пихнула рубашку под струю воды.

В туалет вошел Лопухов. Окинув взглядом представшую перед ним картину, он фыркнул:

— Не помешаю?

Тураев надел пиджак и взял Надю за руку.

— Бросьте, это всего лишь рубашка.

Они вышли.

Красный огонек внутри пару раз запоздало мигнул и погас.

— Вид у вас, Максим… — хрипло сказала Надя и незаметно вытерла губы тыльной стороной ладони.

— Я говорил сегодня с Залесским, — ответил Тураев, пока они шли обратно к столу.

— Вот как? И где же? — вопрос прозвучал слишком быстро и неестественно, но Тураев, кажется, этого не заметил.