Мирон покачнулся и упал рядом, угодив губами в плечо Насти. Она тоже дрожала и постанывала, остывая от блаженства, но вцепилась в его запястье так, что пальцы немели. И это вызвало лишь улыбку. Только губы не слушались…

Наконец, обретя контроль над телом, Мирон аккуратно отнял руку у Насти и нежно обнял её, прижав к себе и обвив ногой ниже бёдер.

– Никогда больше не отпущу тебя…– выдохнул ей в макушку он и втянул носом сладкий запах её волос.

Глава 41

Глава 41

Я проснулась от какого-то тревожного чувства, что пора вставать, а будильник всё не звонил. Не открывая глаз, потянулась за телефоном, который всегда лежал на краю постели, но неожиданно наткнулась пальцами на что-то тёплое…

Мгновенно распахнула глаза и проснулась окончательно.

Рядом спал Мирон. Он лежал на спине, а его голова была повёрнута в другую сторону. Дышал глубоко, мерно… Такой крепкий и красивый…

Я осторожно подтянула руку к себе и съёжилась под одеялом. Не моргая и не поднимая головы, обвела комнату взглядом, пытаясь определить, сколько сейчас времени. И хоть окна были зашторены какой-то полупрозрачной тканью, в спальне стелился лёгкий сумрак, видимо, снаружи стояли автоматические ставни.

Я тихонько накрылась с головой и несколько минут лежала, перебарывая головную боль и… смятение. Воспоминания накатили душной волной…

Звонок Бурмистрова неделю назад был, как удар под дых. Кроме того, что я давно рассчиталась с ним за квартиру, а его родственники вынесли всё, что не было прибито к полу, так теперь должна была отдать ему свою квартиру даром, потому что у него на руках уже имелось постановление суда. Как это провернули без моего участия в заседании, не укладывалось в голове.

Разговор был коротким и ультимативным, сразу и не нашлось столько аргументов в свою защиту. Но Славу они мало интересовали: он был далеко и передал все полномочия по решению вопросов с квартирой своему отцу.

Когда позвонил старший Бурмистров, я, глядя на свои документы, возразила, что имею все права на квартиру и любой суд должен это подтвердить, но в трубку тут же завизжала свекровь, пригрозив, что если начну судебную возню, то она опозорит меня на всю клинику, где работаю, и дойдёт до министерства здравоохранения. Но это были потуги истерично-демонстративной бабёнки и мало что означали в действительности: даже если бы дошла – при содействии Астафьева её быстро осадили бы.

Но не это выбило землю из-под ног: после моего разговора с родителями Славы, он позвонил Илоне и всё рассказал, добавив, что если мы не выселимся, то пока выгонять силой не намерен, однако подселит в квартиру гастарбайтеров. Об этом я узнала от Семёна, когда тот позвонил следующим вечером и сообщил, что мою девочку увезла скорая. У неё неожиданно случился приступ астмы, о которой мы благополучно забыли после развода. Приступ купировали почти сразу, но нужно восстановительное лечение, так как от стресса у Илоны пошёл жуткий псориаз и началась аритмия. Дочь никогда не могла простить родственников, а теперь и вовсе возненавидела. Страшное дело – психосоматика! Но если тело можно подлатать, то трещины на психике так просто не зашлифуешь.