Прижавшись носом к стеклу, Гуго Ларош из гостиной наблюдал за его усилиями. Вот Жюстен снова бежит в конюшню, выходит, идет к полю… Скоро там, за ограждающей замок стеной, взвилось пламя.
— Хорошенький прием я тебе устроил, а, щенок? — ликовал старый помещик.
— Только зря убили лошадь, — прошептала Алин, стоявшая в шаге от него. — Чем бедная скотина перед вами провинилась?
— Пасть закрой! — прикрикнул на нее старик, отвешивая пощечину, в которую вложил все, сколько их было, силы.
Молодая любовница поморщилась и потерла щеку, стараясь не заплакать. Ларош отвернулся, словно забыв о ее присутствии, а она — она осталась стоять, глядя на него с ярой ненавистью.
Нью-Йорк, Дакота-билдинг, в 8 утра того же дня
Нью-Йорк, Дакота-билдинг, в 8 утра того же дня
Норма аккуратно отдернула синюю муслиновую занавеску, вышитую гладью, впуская в комнату утренний свет. И, пользуясь моментом, полюбовалась прекрасным лицом Элизабет, которая секунду назад, кажется, еще спала, но тут же широко открыла глаза и улыбнулась ей.
— Доброе утро, Норма! Я проснулась давно и просто решила поваляться.
— Вы разве забыли, что сегодня доктор Фостер снимает Антонэну гипс и что до его прихода остается меньше часа?
— Я успею привести себя в порядок. Слава Богу, Антонэн освободится наконец от этой обузы, грязной и со странными рисунками!
— Мы сохраним гипс на память, верно? На нем расписались и дядюшка Жан, и Бонни, и ваш жених! Малышка Дэбби нарисовала фантазийный цветок, мистер Вулворт — что-то геометрическое, а мадам… оставила следы своей губной помады. А вот юная Агата постаралась: ее рисунок — просто чудо! Подать завтрак в комнату, Лисбет? Кофе только что сварен, а еще я приготовила чай и сконы.[46]
— Спасибо, Норма, но я лучше позавтракаю в кухне.
Домоправительница поспешно вышла. Элизабет откинула одеяла и, по-портновски поджав ноги, устроилась в центре кровати. Из ящичка в прикроватном столике она извлекла бежевый прямоугольный листок бумаги, поцеловала его, потом — еще и еще. Вполголоса перечитала телеграмму: