Норма, молча стоявшая возле двери в туалетную комнату, едва заметно улыбнулась. Мейбл выразительно закатила глаза.
— Что ж, приступим! — объявил Фостер.
Он дорого бы дал, чтобы остаться наедине с Элизабет, но это случалось очень редко.
— Не бойся, мое сокровище! Доктор не сделает тебе больно!
— Мамочка, я не боюсь!
Врач методично делал свое дело, склонившись над ребенком, но Элизабет была от него так близко, что он ощутил — или решил, что чувствует, — опьяняющий аромат ее тела. И представил ее обнаженной, в кровати.
— Готово! — хрипловатым голосом сказал он.
Антонэн взвизгнул от радости, когда понял, что снова может шевелить рукой. Спрыгнул с кровати и, смеясь и подскакивая, стал носиться по детской.
— Осторожнее! — прикрикнула на него Элизабет. — Ты еще не совсем выздоровел.
— Кости срослись отлично, об этом не тревожьтесь, — сказал Чарльз Фостер. — Что касается краснухи — полное выздоровление займет время.
Доктор поспешно, хоть и с сожалением, откланялся. Его супружеская жизнь не сложилась, и он сгорал от любви и желания к Элизабет.
— Мамочка, а можно пригласить к нам завтра Дэбби? — попросил Антонэн, как только мистер Фостер исчез из поля зрения. — Или мы пойдем гулять в Сентрал-парк? Ты обещала сводить меня на самый верх того красивого маленького замка!
— Нет, Антонэн. Еще несколько дней ты побудешь дома, в тишине и покое, — ответила Элизабет.
— Хитрец! Нарочно разговаривает с тобой по- французски, — посетовала Мейбл. — Лисбет, этой осенью Антонэну в школу! Было бы славно, если бы ты поощряла его больше изъясняться по-английски.
— Да, ма, я так и сделаю. А пока пусть подойдет ко мне и обнимет крепко-крепко!
Она подхватила мальчика на руки и осыпала поцелуями. Он обхватил ее ручонками за шею.
— Ты так хорошо пахнешь, мамочка! Ты — самая красивая в мире! — воскликнул Антонэн, глядя на мать взглядом собственника. — А в школу я не пойду. Хочу всегда быть с тобой!
— Это мы решим позднее, дорогой.
Элизабет нежно его поцеловала. Но тут вернулись воспоминания о ночном кошмаре и она вздрогнула, помрачнела.
«Что же это все-таки было? — спрашивала она себя. — В моем сне дядюшка Жан плакал… Но почему?»