— Около шести недель назад.

— Ты принимала противозачаточные. Так почему же перестала?

— Прошлая упаковка закончилась, и я забыла о них.

— Обычно ты не забываешь о таком. Ты не такой человек.

— Я так много думала о твоем происшествии, о том, что ты чуть не умер, и Сьюзен, доставляющая хлопоты. Я забыла о приеме.

— Сколько тестов ты сделала?

— Три.

— Как насчет доктора?

— Я ходила к акушеру-гинекологу.

— Можете ли ты повторить то, что он или она сделали и сказали?

— Он сделал анализ крови и сказал, что я на пятой неделе беременности, потому что они обнаружили гормон беременности, но я забыла его название, — она вздыхает. — А теперь ты перестанешь допрашивать меня, как будто я свидетель в суде?

Я шатаюсь на стуле, все еще сужая глаза. Обычно люди не выдерживают моих скоростных расспросов. Так я сокрушаю своих оппонентов, ведь нормальным людям требуется много времени, чтобы придумать ложь.

Я никогда раньше не использовал его на Гвен, но она могла об этом знать. Она подготовилась к моей реакции?

— Итак? — она поднимает подбородок.

— Что?

— Собираешься ли ты поступить правильно?

— Правильнее было бы прервать рождение ребенка и развестись с Нейтом, чтобы жить своей жизнью.

— Нет!

— Гвен, послушай меня…

— Нет, ты послушай меня. Если бы мама сделала аборт, меня бы здесь не было, я бы не знала тебя и не родилась бы твоей дочерью. Ей было четырнадцать, и она имела полное право хотеть избавиться от меня. Она была моложе меня, чертов ребенок, и посмотри, как далеко она зашла. Это моя жизнь, мое тело, и я имею право решать, хочу ли я иметь ребенка сейчас, через десять лет или никогда. Я решаю, что подходит мне, а не тебе или кому-либо еще, папа.