Все это время Марк стоит рядом и держит меня за руку. Не знаю, как бы справилась без его поддержки, но ощущая его полное доверие моим словам, я легче, чем могла бы себе представить, описываю все произошедшие события.

Я безгранично удивлена тому, что следователь не пытается перевернуть ситуацию и, скажем, повесить часть вины на меня. Записав все мои показания, зачитав их и дав на подпись, он говорит:

— Не беспокойтесь, Вера. Этот человек Вас больше не побеспокоит.

— Ты большая молодец, — шепчет Марк на ухо, пока следователь собирает свои вещи.

Когда он уходит, адвокат просит зайти маму с папой и объясняет им порядок наших действий, терпеливо отвечает на любые их вопросы и поясняет каждую спорную деталь.

— Статей тут набирается много, — заключает он в конце, — будем работать.

— Спасибо вам большое, — говорит папа, пожимая адвокату руку.

— На связи, — кивает он Марку.

Когда он уходит, мы вновь остаемся втроем, но время приемный часов заканчивается, и папа начинает торопить всех с уходом.

— Вера, мы придем завтра, — обещает он, — как только отпрошусь с работы.

— А я приеду уже с утра, — подхватывает Марк, целуя на прощание, а родители деликатно отворачиваются и делают вид, что чем-то заняты.

Когда все уходят, мама замедляется у самой двери, потом и вовсе останавливается, и подумав о чем-то с минуту, отступает назад в палату и медленно прикрывает дверь за всеми ушедшими.

— Что-то забыла? — спрашиваю я.

Она медленно, нерешительно подходит, придвигает стул и садиться возле меня. Ее действия мне не понятны, даже удивительны, но я терпеливо жду от нее объяснения.

— Вера, я хотела, — глядя куда-то в сторону, быстро начинает она, но осекается, даже дыхание, кажется, задерживает, а потом продолжает на выдохе, — я не знаю, как вести себя сейчас. Я в шоке от случившегося.

Я порываюсь огрызнуться, что в шоке от случившегося должна быть отнюдь не она, но мама, не замечая моего настроя, продолжает:

— И еще в большом шоке от того, что была такой слепой ко всему. Как я могла отвернуться от собственной дочери? Как получилось, что я встала на сторону чужого мужика? Я позволила тебе уехать жить в другой город, чтобы этот, — она осекается вновь, но быстро находит нужные слова, — это ничтожество оставалось рядом со мной. Я променяла тебя, — мама, наконец, переводит взгляд на меня, и я вижу, как ее глаза наполняются слезами, — променяла свою дочь. Я даже не знаю, могу ли теперь называться твоей матерью, ведь в тот самый момент, когда ты больше всего нуждалась в моей защите и поддержке, я тебе ее не дала.