Прибыв в город, обозы в беспорядке остановились на улицах. Казаки, перекрестившись, вздохнули полной грудью. По обе стороны дороги выстроились толпы людей. Лошади, мотая нестриженными хвостами, низко раскланивались перед ними. Местные жители с удивлением и жалостью смотрели на пришедшие обозы, на жалкую толпу, одетую в лохмотья и дырявые опорки. Они выглядели, как огородные пугала. Зрелище было настолько впечатляющим, что некоторые горожане зарыдали от увиденной картины.
— Хватит слезы лить. Что вы по нам как по мертвым плачете, — не выдержав, закричал Матюхин.
Началось расквартирование белых войск по квартирам, домам и учреждениям. Но переполненный город не мог вместить в себя всех, поэтому часть войск отправилась в Читу. Перелыгин расположился вместе с оренбургской сотней.
Войцеховский провел совещание среди высших офицеров и убыл в Читу для встречи с атаманом Семеновым, чтобы обговорить с ним все вопросы дальнейшего взаимодействия. Надо отметить, что к приходу белых атаман Семенов и барон Унгерн своими противоправными действиями настроили против себя большинство населения Забайкалья, а в лесистых горах действовали многочисленные отряды партизан, которые как грибы после дождя росли. Семенов держался в Забайкалье опираясь лишь на поддержку коренного населения и благодаря присутствию иностранных войск.
В апреле в Верхнеудинске неожиданно умер подъесаул Кострикин. Перед смертью он попросил казаков вынести его на солнышко.
— Где же ты раньше солнышко ясное было, когда мы замерзали? — спросил Арсений, прежде чем навечно закрыть глаза.
На следующий день, простившись с казаками, Перелыгин убыл в Читу. Целый день он скакал по Забайкальской степи, объезжая многочисленные сопки и овраги. Бег коня был порывистым, он то замедлялся, то ускорялся. В одном месте путь преградила узкая речушка со стремительным течением. Платон напоил коня, напился сам и поехал дальше. И когда огромное солнце спустилось за горизонт, казак увидел заброшенный зимник, завел в него коня и, завалившись навзничь на сено, переночевал, а утром чуть свет отправился дальше в путь.
Он окинул взглядом все пространство и увидел, что утренних сумерках вокруг серыми горбами громоздились сопки. Куда ни кинь взгляд — всюду одни сопки. Они, прячась друг за друга, уходили до самого горизонта. Все пространство было заставлено ими.
Черный поскакал мелкой рысью. Платон задремал, низко опустив голову.
И вдруг раздался дикий крик:
— Стой! Застрелю!
Платон туго натянул поводья, раздирая удилами пасть коню. Черный присел, попятился назад часто перебирая ногами и, закусив удила, загорячился под всадником.