– Не может быть, чтобы они собирались нас тут держать… – сказал Виктор, у которого язык едва на это повернулся. Он глянул на ряд темнокожих конвоиров, которые сейчас заталкивали людей в загоны, помогая себе прикладами винтовок.

– Мы поменяли мавров вот на этих ублюдков? Пресвятая Дева Мария…

Антонио почувствовал, как в приятеле закипает гнев. У него тоже вызывало омерзение решение французов использовать свои сенегальские войска для охраны испанских беженцев. Многие из них на собственной шкуре испытали жестокость африканской армии Франко, самых лютых подразделений в составе фашистских вооруженных сил, и сейчас им чудилось, что на этих черных лицах застыло уже знакомое им безжалостное выражение.

Они не прислушивались к мольбам родственников, отчаянно желавших остаться вместе, разделяя людей по законам математики, а не милосердия. Все, что их волновало, – это как бы порациональнее рассортировать эту прорву народа, а единственным известным им способом сохранить ситуацию под контролем было поделить людей на строго равные по численности группы. Французы боялись, что их маленькие приграничные городки просто захлестнет волна беженцев, и их опасения были небезосновательны. Городок Сен-Сиприен, где проживала тысяча с небольшим человек, должен вскоре будет разместить у себя более семидесяти пяти тысяч чужеземцев, и единственным местом, которое эта коммуна могла им предложить, оказался огромный, не пригодный ни к чему участок земли прямо у моря – пляж. Такая же история произошла и в других городках дальше по побережью Кот-Вермей, в Аржелесе, Баркаресе и Сетфоне. Единственным местом, которое они смогли выделить беженцам, оказался пляж.

Условия проживания были ужасными. Начать с того, что беженцев поселили в самопальные палатки, сложенные из деревянных кольев и одеял и совершенно не защищавшие от непогоды. В первые недели над пляжами бушевал шквалистый ветер с дождем. Каждую ночь Антонио вызывался встать на час в дозор и проследить, чтобы люди не оказались погребенными в песке заживо: ветер играл песчинками, сооружая из них насыпи над беззащитными и слабыми. В этой унылой пустыне песок забивался в глаза, ноздри, рты и уши. Люди ели песок, дышали им, лишались из-за него зрения; беспощадный и вездесущий, он сводил некоторых с ума.

Еды было очень мало, и лишь один маленький родник на первые двадцать тысяч прибывших. Больных толком никто не лечил. Из госпиталей Барселоны были эвакуированы тысячи тяжелораненых, у многих началась гангрена. Тех, у кого появились симптомы дизентерии, охранники изолировали; таких обычно можно было легко определить по исходящему от них тошнотворному зловонию; заболевших бросали гнить во временном карантине. Других болезней тоже было в избытке. Туберкулез и пневмония распространились повсеместно. Каждый день мертвые захоранивались глубоко в песок.