– Нам просто надо доказать, что она ошибается, – согласилась Кармен. – Дети должны вести себя образцово-показательно.

На протяжении последующих нескольких месяцев так они себя и вели, не давая леди Гринэм ни единого повода для жалоб.

Начиная с ноября 1937 года родители стали писать в комитет. Они хотели, чтобы их дети вернулись домой. Блокада и бомбардировки Бильбао остались в прошлом. В апреле 1938 года сеньора Санчес, чей дом был разрушен во время авианалета, нашла новое жилье и была готова воссоединиться со своей семьей. Энрике с Паломой собрали вещи в обратную дорогу.

Мерседес доехала с детьми на поезде до Дувра, где им нужно было сесть на корабль, идущий во Францию, и уже оттуда направиться вниз, пересекая территорию Испании. Сидя в железнодорожном вагоне, за окном которого проплывал оранжево-золотистый осенний пейзаж, она разглядывала двух своих подопечных. За прошедший год Палома так и осталась маленькой девочкой. Точно как в прошлом мае, когда они добирались до Сантурсе поездом, на коленях у нее сидела ее кукла Роза. Зато Энрике изменился сильно. Его лицо до сих пор не утратило своего обеспокоенного выражения, но сам он превратился в юношу. Она попробовала представить себе, как пройдет их воссоединение с матерью, и почувствовала, как кольнуло сердце.

– Я не уверен, что готов вернуться, – признался Энрике Мерседес, когда увидел, что от мерного покачивания поезда его сестренку сморило. – Некоторые ребята отказываются уезжать. Они не верят, что там безопасно.

– Но вы же получили письмо от вашей мамы. Она бы не предлагала приехать, если бы думала, что это опасно, как думаешь? – постаралась приободрить его Мерседес.

– И все же – что, если это не ее предложение? Что, если ее вынудили написать это письмо?

– Какой же ты подозрительный, – сказала Мерседес. – Уверена, что комитет бы вас ни за что не отпустил, если бы они думали, что такая вероятность существует.

Мерседес не приходило в голову, что с этими письмами, приходившими бесперебойно и призывающими детей вернуться домой, может быть что-то не так. Возвращение в Испанию казалось чем-то самим собой разумеющимся, так все с самого начала и планировалось. Многие родители скорее предпочли бы, чтобы их дети стояли рядом, вскинув руку в фашистском приветствии, чем находились за тысячи километров от них, где-то на чужбине. Гул войны прокатывался теперь по всей Северной Европе, так что безопаснее всего должно было быть у себя дома.

Мерседес крепко обняла обоих детей, прежде чем передать их сопровождающей, которая будет присматривать за всей группой по пути в Испанию. Энрике крепился, а вот Мерседес и Палома не сдержались и расплакались: их прощание вышло слезливым, обещания снова встретиться – сердечными.