Миловидный мальчик, очевидно, из хорошей семьи, и где-то далеко на Юге некая женщина все смотрит на дорогу, гадая, где он и когда же придет домой. Вот так и они с Мелани, вглядываются с неистовой надеждой в каждую бородатую фигуру, бредущую по их дорожке.

Они похоронили кадета на фамильном кладбище, рядом с тремя малышами О’Хара, и, когда Порк засыпал могилу, Мелани страшно кричала, представляя, наверное, как чужие люди делают то же самое со стройным телом Эшли.

Уилл Бентин был следующим после того безымянного мальчика: он тоже был без сознания и тоже лежал мешком поперек седла. Доставил его к ним однополчанин. У парня явно была пневмония в тяжелой форме. Укладывая его в постель, девочки опасались, что он скоро присоединится к тому неизвестному на семейном кладбище.

Кожа у него имела желтоватый малярийный оттенок типичного крекера из южной Джорджии, светло-рыжие волосы отливали морковкой, невыразительные голубые глаза всегда, даже в горячке, смотрели кротко и терпеливо. Одна нога у него была ампутирована по колено, к обрубку приспособлена грубо выструганная деревянная нога. Он, конечно, крекер – это так же верно, как и то, что мальчик, которого они похоронили недавно, был сыном плантатора. Как они это поняли, девочки не могли бы сказать. Определенно, он был не грязнее и не волосатее многих распрекрасных джентльменов, которые приходили в «Тару». И по степени вшивости он тоже их не превосходил. И речь у него была – в бреду, разумеется, – вполне грамотная, во всяком случае не хуже, чем у близнецов Тарлтон. И все-таки девушки чувствовали – инстинктом, вероятно, который позволяет отличить породистую лошадь от обычной работяги, – короче, они знали, что он не их класса. Впрочем, это знание не мешало им трудиться для его спасения.

Изнуренный годом пребывания в плену у янки да еще долгим маршем на плохо подогнанной деревяшке, он уже почти не имел сил перебороть воспаление легких. В постели он стонал, метался, пытался вскочить – явно переживал заново свои сражения. Но ни разу никого не позвал к себе – ни мать, ни сестру, ни жену, ни любимую. Такой провал очень встревожил Кэррин.

– У человека должны быть родные и близкие, – говорила она. – А он словно бы один как перст. Ни единой близкой души во всем свете.

Уилл Бентин был долговяз, но жилист и вынослив, и хороший уход вытащил его из забытья. Настал день, когда бледно-голубые глаза обвели комнату вполне осмысленным взглядом и остановились на Кэррин. Она сидела у кровати и молилась, перебирая четки. Утреннее солнце окружило сиянием белокурую головку.