– Сентиментальная чушь! – негодующе фыркнула миссис Мерривезер. – Китти Боннел, вы собираетесь с визитом к женщине, которая выскочила замуж, не выдержав года со смерти мужа? К женщине…

– Фактически это она и убила мистера Кеннеди, – вставила Индия. Ее голос прозвучал ровно, но с раздражением. Вспоминая Скарлетт, она всякий раз не могла сдержаться: невольно в этот момент в ее голове всплывал образ Стюарта Тарлтона. – И потом я всегда полагала, что между ней и этим Батлером что-то было до гибели мистера Кеннеди, хотя многие так не считают.

От изумления, вызванного столь шокирующим признанием, прозвучавшим к тому же из уст старой девы, дамы даже не заметили, что в дверях стоит Мелани. Увлеченные беседой, они не услышали легких ее шагов и теперь, при внезапном появлении хозяйки дома, стали похожи на школьниц, застигнутых учительницей. Увидев, как переменилось лицо Мелани, все не на шутку струхнули. Такой Мелани они еще не знали: лицо пылает праведным гневом, глаза горят, ноздри трепещут. Они и не предполагали, что Мелани можно вывести из себя. Все любили ее и воспринимали как исключительно милую и самую уступчивую из молодых женщин, уважающую старших и напрочь лишенную собственного мнения.

– Как ты смеешь, Индия? – тихо промолвила она дрожащим голосом. – Ты ревнуешь и злишься. Стыдись!

Индия побледнела, но головы не опустила.

– Я не отступлюсь, – сказала она сухо, хотя внутри у нее все кипело.

«Ах, вот как, я ревную! – думала она. – Разве мало причин злиться на Скарлетт, после того как она обошлась со Стюартом, Душечкой и Чарльзом? Да ее надо ненавидеть, особенно сейчас, когда, похоже, и Эшли угодил в расставленные сети? Я много бы могла порассказать об Эшли и твоей драгоценной Скарлетт».

Индия не знала, что и делать; она стремилась оградить Эшли, но как? Смолчать или наоборот – поведать Мелани и всему свету о своих подозрениях? Это заставило бы Скарлетт отцепиться от Эшли. Но время еще не пришло. Ничего определенного ведь пока нет, так, одни лишь подозрения.

– Я не отказываюсь от своих слов, – повторила Индия.

– Тебе повезло, что ты больше не живешь под моей крышей, – отрезала Мелани.

Индия вскочила на ноги, землистое лицо залилось краской.

– Мелани, ты… моя невестка, и мы не должны ссориться из-за этой вертихвостки.

– Скарлетт тоже приходится мне невесткой, – твердо глядя в глаза Индии, заметила Мелани; она говорила как с чужим человеком. – Скарлетт мне ближе родной сестры. Если ты забыла все хорошее, что она сделала для меня, то я – нет. Из-за меня она пережила здесь блокаду, а ведь могла уехать к себе домой, если даже тетя Питти сбежала в Мейкон. Она помогла появиться на свет моему ребенку, когда янки уже рвались в Атланту, а потом тащила меня и Бо в «Тару», хотя могла оставить в госпитале, на милость янки. Она выходила и выкормила меня, а сама валилась с ног и вечно недоедала. Она предоставила мне лучшую в «Таре» постель, потому что я ослабла и болела. А когда я встала, мне была отдана единственная пара туфель, какая нашлась в доме. Ты, Индия, можешь и забыть, что она сделала для меня, но я-то не могу. А когда вернулся Эшли, больной, сломленный, бездомный, ничего не имея за душой, она приняла его, как сестра. И когда мы решили отправиться на Север, хотя очень не хотели покидать Джорджию, Скарлетт устроила его к себе на лесопилку. А капитан Батлер спас жизнь Эшли из душевной доброты. Разумеется, у Эшли нет к нему никаких претензий! И я благодарна Скарлетт и капитану Батлеру. В отличие от тебя, Индия! Как ты могла забыть, что Скарлетт сделала для нас с Эшли? Как ты можешь так дешево ценить жизнь родного брата, если позволяешь себе чернить имя того, кто спас его? Да если ты встанешь перед ними на колени, и то будет мало!