– Да уж, сэр.

Дальше Ретт сказал такое, что Уэйд, сколько потом ни думал, так ничего и не понял.

– С мулами в конской упряже покончено?

– Мистер Ретт, мисс Скарлетт негоже было говорить вам про это. Но вы ведь не сердитесь на старую негритянку?

– Нет, не сержусь, просто хотел выяснить. Давайте выпьем еще, Мамми. Да забирайте себе всю бутылку. И ты, Уэйд, выпей! Предложи тост.

– За сестренку! – закричал Уэйд и залпом осушил рюмку. Поперхнувшись, он закашлялся и вновь стал икать, а Ретт с Мамми, смеясь, принялись похлопывать его по спине.

Своим поведением после рождения дочери Ретт поверг всех в изумление, развеяв многие укоренившиеся о нем представления, от которых ни город, ни Скарлетт никак не хотели отказываться. Кто мог бы представить, что он, как никто другой, будет так бесстыдно, так открыто гордиться своим отцовством? Особенно в свете тех обстоятельств, что его первенцем оказалась девочка, а не мальчик.

Шло время, а новизна отцовства не стиралась, вызывая тайную зависть у женщин, мужья которых воспринимали появление потомства делом само собой разумеющимся и вспоминали о детях только тогда, когда их нужно было крестить. Ретт оказался не таков. Он останавливал людей на улице и принимался пересказывать им в подробностях, как удивительно быстро растет его девочка, не прибегая даже к ханжескому, но вежливому вступлению вроде «Я понимаю, что все родители считают своего ребенка самым умным и красивым, но…». В его глазах дочь была самая замечательная, и другие дети в подметки ей не годятся, а что там думают люди, ему начхать. Когда новая нянька дала девочке пососать кусочек жирной свинины, от которого у той разболелся животик, реакция Ретта вызывала у видавших виды отцов и матерей гомерический хохот. Он тут же вызвал доктора Мида и еще двух других докторов, и его едва удержали, когда он хотел отхлестать кнутом несчастную няньку. Ее, конечно, немедленно выгнали, а за ней многих других нянек, – ни одна, как правило, больше недели не задерживалась, ни одна из них не удовлетворяла высоким требованиям, установленным новоиспеченным отцом.

Мамми также с неудовольствием следила за появлением и изгнанием нянь, ревнуя к появлению в доме любой негритянки и не понимая, почему она не может, помимо Уэйда и Эллы, ухаживать и за малышкой. Но годы брали свое, и Мамми, с ее ревматизмом, уже не могла передвигаться резво, как прежде. А у Ретта не хватило мужества сказать, по какой причине он берет ей помощниц. Вместо этого он отделался фразой, будто человеку в его положении не подобает иметь одну няню – мол, важен престиж. Он наймет еще двух женщин, которые станут выполнять тяжелую работу, а она будет старшей над ними. Это Мамми вполне устраивало. Количество слуг не только укрепляло авторитет Ретта, но и ее собственное положение. Однако Мамми заявила, что не потерпит в детской никаких вольных негров со стороны. Таким образом, Ретту пришлось посылать в «Тару» за Присси. Ее недостатки были ему известны, но как-никак она всю жизнь прослужила в семье О’Хара. А дядя Питер предложил взять в дом свою внучатую племянницу Лу, которая прислуживала у одной из двоюродных сестер мисс Питти по фамилии Бэрр.