Пытаюсь сосредоточиться на рассказе и одновременно наблюдаю за Джосайей, ища намеки на то, о чем он сейчас думает на самом деле. Ловлю его взгляд, вслушиваюсь в нотки его голоса – пытаюсь найти доказательства лжи.

Он явно волнуется, но это и понятно, учитывая тему разговора. Однако я не замечаю никаких признаков, что его рассказ заранее отрепетирован или выдуман.

– Честно говоря, я решил, что на этом все закончилось, – продолжает он. – Она перестала вызывающе одеваться, не пыталась остаться наедине, делать всякие намеки. Она… стала вести себя как обычный ребенок. – Его губы кривятся. – Я просто гребаный идиот.

Даже удивительно, с какой горечью он это произносит. В его голосе все время ощущается злоба. Интересно, прорывалась ли она когда-нибудь наружу, способен ли Джосайя на жестокость?

– Что случилось?

Он проводит рукой по лицу, словно собираясь с духом, и продолжает:

– Однажды вечером в пятницу Джульетта пришла ко мне домой вся в слезах. Она выглядела ужасно – волосы растрепались, лицо опухло от слез. Одежда в грязи, подол разорван… – Он делает паузу, как будто снова мысленно прокручивает эту сцену, и вздрагивает. – Я не мог не впустить ее, а что мне оставалось? Она сказала, что встретилась со своим бойфрендом, дошло до поцелуев. Он захотел большего. Она отказалась, он пытался ее заставить. Она отбилась, ударила его сумочкой. Он выхватил сумочку, Джульетта убежала. А когда оказалась далеко, поняла, что в сумочке остался телефон и она не может никому позвонить. Вспомнила, что рядом живу я, и пришла ко мне, потому что не знала, где еще укрыться.

Я сдвигаю брови, не зная, верить ли Джосайе. В деле Джульетты нет никаких сведений, что на нее когда-то нападали. Хотя неудивительно: часто жертвы насилия скрывают это из стыда или страха. Я сама очень хорошо знаю, как многое дети могут скрывать от родителей. Но трудно поверить, что она не рассказала лучшим подругам. А может, рассказала, а они сохранили ее тайну… Хотя должны были знать, что такая информация важна для расследования.

Или я знаю о Джульетте далеко не все, или Джосайя лжет. Или, скорее всего, и то и другое.

– Продолжайте, – прошу я его.

– Я предложил проводить ее в полицию, но она отказалась. Тогда я предложил отвезти ее домой и рассказать родителям. Она ответила, что они убьют ее, если узнают. Спросила, можно ли принять душ и одолжить чистую одежду, и я согласился. И еще попросила мой телефон – позвонить другу, чтобы он приехал и забрал ее. Я ничего не заподозрил и дал позвонить. Она приняла душ, переоделась в мою старую футболку и шорты, а потом за ней приехал друг. Тогда я видел ее в последний раз – больше на собрания нашей группы она не приходила.