— Чувак. Шесть лет. — Малькольм покачал головой и вытер глаза.

— Я был болен.

— И все же. Для такого инцидента ты был чересчур взрослый.

Адам просто смотрел на своего друга, пока тот не опустил взгляд.

— Э-э-э… А может, и не такой уж взрослый, — пробормотал он.

По пути к выходу Оливия заметила, что у кассы лежат печенья с предсказаниями. Она восторженно ойкнула, запустила руку в миску и выудила четыре маленьких пластиковых свертка. Потом вручила по одному печенью Малькольму и Холдену, а третье с озорной улыбкой протянула Адаму.

— Ты их ненавидишь, правда ведь?

— Да не то чтобы ненавижу. — Он взял печенье. — Просто думаю, что на вкус они как пенопласт.

— Пищевая ценность у них, вероятно, такая же, — пробормотал Малькольм, когда они скользнули во влажную вечернюю прохладу.

Как ни странно, у них с Адамом было много общего.

Дождь уже кончился, но улица блестела в свете фонаря. Легкий ветерок шевелил листья, стряхивая с них капли на землю. Оливия вдыхала полными легкими свежий воздух, такой приятный после нескольких часов в ресторане. Она закатала рукава и случайно коснулась рукой пресса Адама. Оливия посмотрела на него с игриво-извиняющейся улыбкой, а он вспыхнул и отвел взгляд.

Холден сунул в рот кусочек печенья и, моргая, посмотрел на бумажку с предсказанием.

— «У того, кто смеется над собой, всегда есть повод для смеха». Это что, стеб? Это печенье надо мной стебется? — Он с возмущением оглянулся по сторонам.

— Похоже на то, — ответил Малькольм. — У меня сказано: «Побалуй себя сам — зачем ждать, что это сделает кто-то другой?» Кажется, мое печенье тоже над тобой стебется, зайка.

— Похоже, с этой партией что-то не так. А у вас что? — спросил Холден у Адама и Оливии.

Оливия уже откусила уголок и вытащила бумажку. Фраза была банальной, и все же ее сердце екнуло.

— У меня нормальное, — сообщила она Холдену.

— Врешь.

— Нет.

— И что там?