– Нолан, – шепчу я у его губ.

– Мэллори.

– Не пугайся, – говорю больше самой себе, – но, думаю, я в тебя…

С треском распахивается дверь.

– О боже, младенчик Иисус, ребята, вы видели?.. О, сорян.

Нолан издает раздосадованный стон. Нам требуется минута, чтобы распутать переплетенные конечности и повернуться к Тану, – это она влетела в комнату не постучавшись.

– Кох? – уточняет Нолан хриплым голосом и рукой обвивает меня за талию, как будто физически не может не касаться меня.

Я прислоняюсь к нему просто потому, что могу.

– Он сжульничал! Эта сучка с мозгом пичуги! Мы должны были догадаться, что он использовал программу.

Я ухмыляюсь:

– Это точно.

– А этот тикток? Мудачий мудак, правда?

Нолан моргает:

– Какой тикток?

Секунду спустя мы смотрим, как Кох (@большойКох, я его презираю) говорит перед стеной, на которой, очевидно, без всякой иронии висит его портрет маслом. Немецкий акцент сильнее, чем обычно.

– Я не нарушал правил. Видео сфабриковано, и мои юристы уже обратились по этому вопросу в ФИДЕ. Я поеду в Венецию и надеру Сойеру задницу.

Нолан за моей спиной мягко фыркает.

– О, он запостил еще один, – говорит Тану. – Давайте посмотрим, как низко он пал.

– Не удивлюсь, если за всем этим стоят люди Сойера. Он очень боится сыграть против меня, потому что знает, что, скорее всего, проиграет. Он пытается не допустить этой встречи. Например, не только пропихнул свою пассию на Турнир претендентов, но и оплатил ее стипендию в «Цугцванге». Очевидно, он пытается поменять своего соперника, чтобы не играть против меня, самого сильного игрока, и сохранить титул чемпиона мира.