– Я дала тебе секундочку десять минут назад. Затаскивай свою задницу в машину.

Сабрина закатывает глаза и демонстративно вздыхает. Я делаю вид, что ничего не замечаю. Маккензи наклоняется, чтобы что-то шепнуть на ухо Сабрине, та что-то бормочет в ответ, и они обе смеются, смотря в мою сторону… Этого я игнорировать не могу. Чувствую, как внутри закипает гнев, и напоминаю себе, что ей всего пятнадцать. Да, ее лобная доля еще представляет собой кусок теста. И если они с Дарси во время поездки домой предпочитают обсуждать «Ривердейл», а меня в разговор не допускают, я не против.

Просто впиваюсь в руль с такой силой, что костяшки белеют.

– В субботу мне нужно к Тотове, – говорит Сабрина, когда мы уже дома и я копаюсь в морозилке в поиске остатков курицы.

– Как насчет «пожалуйста»? – бормочу я.

– Не с тобой разговариваю.

– Что ж, мама не повезет тебя…

– Новые лекарства прекрасно помогают, – мама улыбается Сабрине. – Я тебя подвезу.

– Круто. – Сабрина целует маму в щеку, и они обе исчезают в коридоре.

Я в одиночестве принимаюсь нарезать овощи, чтобы потом приготовить их в мультиварке, размышляя о том, что, возможно, пока меня не было, семья переросла не только потребность во мне, но и желание быть со мной.

Задаюсь вопросом, что еще отняли у меня шахматы.

Мама, Дарси и Сабрина болтают в гостиной – это их новая традиция, судя по всему: они так делают каждый день после школы.

Кто-то стучится в дверь. Я вытираю прилипший к пальцам зеленый лук и иду открывать, думая, что это миссис Абебе пришла, как обычно, попросить отогнать машину с проезда.

Но все гораздо хуже. Настолько хуже, что я выхожу на улицу и захлопываю за собой дверь. На мне только футболка – в такой мороз она, мягко говоря, не спасает, но отчаянные времена требуют отчаянных мер.

– Что ты здесь делаешь?

Оз неторопливо осматривает крыльцо, руки в карманах брюк от «Бёрберри», верхняя губа скривилась в подобии отвращения.

– Ты что, здесь живешь?

– Ага, – я хмурюсь. – А где живешь ты? В высотке на Манхэттене?

– Да.

Даже не знаю, чего я ожидала.