Сегодня толпа у моей квартиры меня не преследует, что немного удивительно, учитывая, что вчера вечером Зандерс и его команда выиграли домашний матч, обеспечив себе место в финале Кубка Стэнли. Но теперь, когда у них есть фотографии и скрывать больше нечего, кажется, репортерам стало наплевать на то, кто я такая.

Первый за восемь лет выход «Чикаго» в финал Кубка Стэнли затмил все новостные заголовки, и даже не читая, я могу предположить, что все, что касается меня или наших отношений, выглядит просто текстовой сноской по сравнению с этой новостью.

– Кажется, вы не летите в Питтсбург, – глядя на мой чемодан, замечает швейцар, имея в виду команду, отправляющуюся туда завтра.

– Не в этот раз. – Я слегка улыбаюсь ему и снова смотрю сквозь стеклянные двери, ожидая, когда приедет такси.

Швейцар стоит рядом со мной, сложив руки за спиной.

– Послушайте, мисс Шей. Я многое вижу. Я многое слышу и храню множество секретов. Но нужно быть слепым, чтобы не видеть, как сильно вы навредите этому парню, если не скажете ему, что переезжаете.

Мой взгляд устремляется на него.

– Как вы узнали?

– Я занимаюсь этой работой сорок семь лет. Я подмечаю все.

Прежде чем я успеваю ответить, мое внимание привлекает силуэт на другой стороне улицы.

Стройная фигура. Блестящие черные волосы, уложенные в гладкий низкий пучок. Висящая на руке чрезмерно дорогая сумочка.

– Извините, – рассеянно добавляю я швейцару, прежде чем оставить у него в вестибюле свой чемодан и выскочить на улицу.

– Линдси! – кричу я, оглядываясь по сторонам, прежде чем перебежать улицу, чтобы догнать ее. – Линдси! – Я кричу снова, но она не оборачивается, продолжая идти прямо к дому Зандерса.

– Линдси, – добавляю я в последний раз, слегка хватая ее за руку, прежде чем она поднимется по ступенькам дома.

Она оборачивается, на ее лице написано замешательство.

– О, простите, – я убираю руку. – Я обозналась.

Поразительно похожие карие глаза, не говоря уже о дерзкой улыбке.

Я качаю головой, не веря себе.

– Откуда вы знаете мою дочь? – спрашивает она.

У меня расширяются глаза. Что она здесь делает? Знает ли Зандерс, что она здесь? Она не должна быть здесь, не сейчас. Не тогда, когда для него так много поставлено на карту.