Снова где-то в теле проснулась раздирающая боль, скрутила внутренности, с губ Кейт сорвался крик. Первые шесть часов прошли не так уж плохо. Она дышала, целовала мужа, если он наклонялся к кровати, говорила спасибо, когда он менял холодный компресс у нее на лбу. А вот за следующие шесть часов она успела растерять присущий ей оптимизм. Беспощадная, обжигающая боль точно разъедала ее изнутри – скоро совсем ничего не останется.

К семнадцатому часу этого ада она превратилась в невыносимую, чудовищную мегеру. Даже медсестра предпочитала возле нее не задерживаться, прибегала и уносилась прочь со скоростью Спиди-гонщика.

– Успокойся, милая, дыши. Для анестезии уже поздно. Доктор же сказал, осталось совсем чуть-чуть.

Успокаивая ее, Джонни все же держался на почтительном расстоянии. Выражение лица у него было точно у перепуганного солдата на минном поле, на глазах у которого только что подорвался старый друг. Он боялся даже мизинцем шевельнуть.

– Где мама?

– По-моему, опять пошла звонить Талли.

Кейт попыталась сосредоточиться на дыхании, но ничего не вышло. Боль накатила снова. Скользкими, потными ладонями она хваталась за перила кровати.

– Принеси… мне… льда! – Последнее слово она буквально проорала.

Джонни бросился к двери до того стремительно, что это было бы даже забавно, если бы только она не чувствовала себя в этот момент как та девушка из фильма «Челюсти», что плавала в океане совсем одна.

Дверь в палату со стуком распахнулась.

– Говорят, ты тут всем задала жару.

Кейт попыталась улыбнуться, но схватки не позволили.

– Я… больше… не хочу… это делать!

– Передумала? Самое время.

Талли подошла и остановилась у кровати. Боль снова сдавила внутренности Кейт.

– Ори, – посоветовала Талли, гладя ее по волосам.

– Я… должна… дышать.

– Да в жопу это все. Ори.

И она заорала. И от этого действительно стало легче. Когда боль чуть утихла, Кейт слабо рассмеялась.

– Я так понимаю, ты не уважаешь метод Ламаза?