– Да.

– У миз Мерфи был рак в том году, и она вылечилась. И тетя Джорджия тоже.

– Именно.

У Мары задрожали губы. Несмотря на свой высокий рост, на деланую искушенность, на макияж, она вновь казалась маленькой девочкой, которая просит маму не выключать на ночь свет. Заламывая руки, она подошла к дивану.

– Ты ведь тоже вылечишься, правда?

Четвертая стадия. Уже распространился. Поздно спохватились. Кейт отогнала эти мысли прочь. Ничего хорошего они не принесут. Надо надеяться на лучшее.

– Да. Врачи говорят, что я молодая и здоровая, так что должно получиться.

Мара легла на диван, придвинулась вплотную и положила голову Кейт на колени.

– Я о тебе позабочусь, мам.

Закрыв глаза, Кейт гладила дочь по волосам. Казалось, только вчера она держала ее на руках и укачивала перед сном, только вчера Мара забиралась ей на колени и рыдала об умершей золотой рыбке.

Господи, пожалуйста, взмолилась она, позволь мне дожить до того дня, когда мы станем подругами…

Она тяжело сглотнула.

– Я знаю, родная.

Девчонки с улицы Светлячков…

Кейт снится 1974-й, она снова школьница, снова вместе с лучшей подругой мчится на велосипеде сквозь темноту, настолько густую, что сама себе кажется невидимой. Улица оживает перед глазами в мельчайших подробностях – петляет серой асфальтовой лентой между травянистых склонов, а в канавах по обе стороны стоит темная, мутная вода. Когда-то давно, еще до того, как они познакомились, ей казалось, что эта улица и не ведет никуда – так, обычная проселочная дорога, названная в честь насекомых, которых сроду не видывали среди непролазной зелени и необъятной синевы этих мест. А потом они посмотрели на эту дорогу глазами друг друга…