Анджела задумчиво помешивала в тарелке сырный салат, пока брат предавался воспоминаниям.
– Сегодня вечером мы прочитаем за нее молитву Розария, – сказал он. – Чтобы дети осознали важность того, что произошло.
Анджела не могла избавиться от мысли о том, что ее брат живет в смертном грехе и не имеет права призывать к чтению Розария. Шон тем не менее не видел в этом ничего странного.
– Как ты думаешь, новый папа что-нибудь изменит? – внезапно спросила она, касаясь руки брата. – Он выглядит добрым.
– Дело не в доброте. Это такой же сложный и утомительный процесс, как любой гражданский иск, – печально сказал Шон. – Если бы я смог доставить бумаги лично Иоанну Двадцать Третьему, я бы уладил вопрос за несколько дней. Но если бы я доставил их Пию Двенадцатому, было бы то же самое.
– Они тянут с принятием решения. Это значит, что надежды стало больше или меньше?
– Честно говоря, не знаю. Думаю, это значит, что бюрократической волокиты прибавилось. Если кто-то просмотрел твои документы, остальные не спешат браться за дело.
– А здесь знают? – кивнула Анджела в сторону школы.
– На самом верху знают. Рядовые сотрудники – нет. Мне очень повезло, что я попал сюда.
Шон был гораздо менее уверен в себе, чем прежде. Раньше он бы ни за что не признался, что его успех обусловлен удачей. Когда-то Шон считал, что в этом мире ему открыта любая дорога и он волен сам выбирать себе жизнь. История с Римом изменила его мышление.
Но до того как Денис и Лаки вернутся домой, прежде чем семья преклонит колени и прочтет молитву Розария, которую дети не поймут, за упокой бабушки, которую они не знали, Анджела хотела выяснить планы Шона по поводу Ирландии.
– Значит, решил вернуться в Каслбей?
– Ты не против?
– Нет. Конечно нет, – солгала Анджела.
– Я помню, ты говорила об этом давным-давно в Риме. Ты сказала, что единственная причина, почему я должен держаться подальше, – то, что новость разобьет мамино сердце.
– Именно так я и сказала и не отрекаюсь от этого, – произнесла Анджела, стараясь, чтобы слова прозвучали как можно теплее.
Она не могла не проявить радушия. Отказ от собственных слов был бы безумием. Кто сможет вынести чудовищный обман, длившийся долгие годы? Денис – большой мальчик, ему десять лет. Разве он не поймет, что их предали?
– Да-да, я знаю, ты всегда отвечаешь за свои слова. Ты никогда не подводила меня, Анджела. Ты лучшая сестра и лучший друг.
Она заварила чай и наполнила свою чашку. Ее руки дрожали.
– Ты столько вытерпела. Что ты теперь будешь делать? Жить в этом доме одна? – спросил Шон голосом, полным тревоги.