– У вас там постепенно все возвращается к норме? – время от времени спрашивали его.

– Безусловно, – лгал Том.

Никому не следовало знать о том хаосе, в который превратилась кухня «Алого пера».

Кэти сумела у себя дома приготовить все для празднования дня рождения, включая шоколадный именинный торт для Шая и Молли Хейс, и никто не узнал об этом. Никто, кроме Нила, который оказался отчасти лишенным свободы передвижения, потому что ему приходилось пробираться между корзинами и коробками везде, куда бы он ни направился. В итоге, чтобы заняться работой, он перетащил свой письменный стол и стул в спальню.

– Я думал, наш дом невелик, но он, похоже, и вовсе превращается в квартиру-студию, – ворчал он.

Но Нил отсутствовал почти каждый вечер, а потому они могли работать без страха рассердить его еще сильнее.

Они уже и забыли, насколько трудно, практически невозможно готовить на таком маленьком пространстве. Здесь просто некуда было что-то положить. Все до единого стулья, табуреты и даже чемодан были приспособлены под дело и служили местом, куда складывали нужные тарелки, но Том и Кэти постоянно натыкались друг на друга. Не было места для большого морозильника или холодильника; лед таял, столовые приборы падали на пол. Каждый день казался еще более жутким кошмаром, чем предыдущий.

Джун и Кэти трудились, как никогда прежде. Они приготовили пикник для Фредди и Полин Флинн. В один и тот же день они обслужили два ланча а-ля фуршет по поводу первого причастия, носясь с одного на другой вместе с Коном. Они оставили Тома разбираться с погромом. А это, как все они знали, было чем-то вроде настоящего ада. Люди из строительной фирмы Джей Ти Фезера пришли на помощь, но только после того, как Джеймс Бирн потребовал полностью сфотографировать все разрушения, а представитель страховой компании пришел осмотреть все на месте. Чтобы снова запустить дело, могло понадобиться больше двух тысяч фунтов, и это не считая того, что они смогли купить всего один набор фарфоровой и стеклянной посуды взамен сотни разбитых тарелок и бокалов. Замороженную еду пришлось раздать или выбросить тем же утром; результаты долгих недель работы исчезли в одно мгновение.

Среди первых, кому следовало сообщить о случившемся, конечно, были Джеральдина и Джо, их опора, гаранты, вложившие деньги в их компанию. Но ни Тому, ни Кэти не хотелось ничего им говорить до тех пор, пока они сами во всем не разберутся. До тех пор, пока они не будут готовы выбраться из этого ужаса. Их тошнило при одной мысли о том, что они могут разориться. А таким чувством делиться ни с кем не стоило. Кэти не хотела рассказывать Джеральдине. Просить тетушку снова рыться в карманах богатых мужчин, которых Кэти не одобряла. Она не хотела, чтобы Джеральдина снова давала им деньги. Гордость Кэти всегда означала, что для нее делом чести было вернуть Джеральдине ее вложения с процентами. Тетушка, которая дала ей так много, не требуя ничего взамен, и которой достаточно было видеть, что у Кэти все хорошо. Тетушка, которую она оскорбила и раскритиковала за ее образ жизни. Другим аспектом было то, что Кэти боялась: вдруг Джеральдина скажет, что они должны все немедленно прекратить, поскольку Кэти беременна, что момент для этого выпал странным образом подходящий. В общем, это было минное поле, на которое Кэти пока не хотела ступать.