– Примерно как ваш, так уж вышло, и потому…

– Мужчина или женщина?

– Ну… женщина, так уж вышло…

– Немного цветов. Вы можете взять на время несколько наших растений в горшках, если хотите. Несколько ярких подушек… И уберите все бумаги с того стола, и освободите ваш музыкальный центр от всех этих стопок журналов, или вырезок, или что там такое.

– Так, значит, нужно…

– Какого-то цвета, света, ощущения надежды у того, кто здесь живет.

Говоря, Кэти ходила по комнате, а потом вдруг осознала, что именно она только что сказала. Как она могла так уничижительно отозваться о его образе жизни!.. К ее глазам подступили слезы.

– Джеймс, простите, – сказала она, подходя к нему и касаясь его руки.

– Нет, пожалуйста… – Он чуть отшатнулся. – Я спросил ваше мнение, и я получил его. За что же тут извиняться? – напряженно проговорил он.

– Я должна извиниться за совсем ненужные рассуждения о вашем доме. Он ведь безупречен, разве что немного нуждается в красках.

– Да, пожалуй.

– Джеймс, я так нервничаю и волнуюсь из-за того, что огорчаю почти каждого, с кем встречаюсь в эти дни. Пожалуйста, позвольте мне поверить, что я вас подвезла, а потом вошла сюда не для того, чтобы добавить вас к этому списку. – (Бирн слегка расслабился.) – Доверите мне приготовить нам обоим чай?

– Был бы рад. У вас какая-то серьезная проблема или много мелких?

– Это, вообще-то, множество огромных, Джеймс, но вы же знаете, что, если вы их не признаете или не соглашаетесь с ними, они вроде как исчезают… Ну… не совсем исчезают, конечно, но вы понимаете…

– Понимаю. Они не уйдут по-настоящему, в любом случае останутся за дверью. – Бирн говорил сочувственно.

– Вы очень добры, Джеймс, вы умеете успокоить. Уверена, ваш обед будет иметь большой успех.

– Надеюсь, действительно надеюсь. Видите ли, от него зависит очень многое.

И они мирно пили чай, больше не задавая друг другу никаких вопросов.

Вернувшись в «Алое перо», Кэти нашла Тома удивительно тихим.