– Ты просто езжай туда. Я намного ближе. Я позвоню ей и поеду туда на такси с шампанским и копченым лососем и займу их, пока ты добираешься. Я не хочу, чтобы они все умерли до твоего приезда.
Он выдержал по-настоящему жуткий разговор с миссис Привередой, ему даже пришлось держать телефон подальше от уха. Таксист с сочувствием поглядывал на него.
– Похоже, ваша работа почти так же плоха, как моя, – заметил он, когда измученный Том выключил телефон.
– Не думаю, что она всегда настолько плоха, но на сегодня готов поменяться с вами.
– Не сегодня. Вам бы это не понравилось, – мрачно произнес водитель. – В центре Дублина какие-то протесты, что ли, люди идут маршем от О’Коннелл-стрит до Стивенс-Грин. Нам могут понадобиться сутки, чтобы доехать до этой вашей из телефона, а той, с которой вы о фургоне с едой говорили, повезет, если она туда доберется к следующим выходным.
Том откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Он должен сохранять спокойствие. Кто-то где-то в этом городе должен ведь быть спокойным.
Миссис Фриззел было около пятидесяти, она оказалась маленькой, в нелепом изумрудно-зеленом шерстяном платье. Ее черные волосы были собраны в агрессивного вида узел, и она весьма злилась, когда приехал Том. Он с облегчением увидел, что перед домом нет других машин, и по той брани, с которой она его встретила, понял, что она пока одна, что он хотя бы явился раньше гостей.
– Сюда, сюда, сюда!
Том, быстро двигаясь по кухне и отыскивая подходящие бокалы, сказал:
– Видите, я ведь вам говорил, движение ужасное, они все опоздают. Это для всех одинаково. – Ему необязательно было это говорить, но он запомнил слова шофера и добавил: – Кажется, в городе проходит какой-то протест, миссис Фриззел. Некоторые улицы перекрыты.
Ее лицо оставалось каменным.
Том ловко открыл одну бутылку и поставил ее на лед, потом быстро разложил ломтики копченого лосося на черный хлеб, намазанный маслом, нашел острый нож и нарезал их на крошечные кусочки.
Он прихватил с собой лимоны и петрушку, но ему нужно было большое блюдо. Он огляделся в поисках подходящего.
– Мне казалось, вы доставляете все на собственной посуде…
– Мы так и делаем, и наш фарфор едет, просто, как я уже сказал, из-за этого марша протеста транспорт стоит.
– Протест! – фыркнула миссис Фриззел.
– Понимаю, это очень неудобно, но все равно хорошо, что мы живем при демократии, разве не так? И люди могут выражать свое мнение.
Миссис Фриззел, похоже, не считала, что так уж хорошо жить при демократии, или просто не думала об этом. Том тем временем заметил простое белое блюдо.