– Как и должно быть.

– Но иногда я делала шаг, а следующего камня не оказывалось. Вода была такая холодная!

– Ты преодолеешь трудные времена, – заверила Лаура.

– Потому что мы знаем, что они неизбежны.

– Для всех нас, – улыбнулась Лаура. – Но не сегодня. Сегодня время праздновать. Оставь серьезную Энцу в этой комнате. Ты прекраснейшая невеста, и это твой день.

Энца и Лаура попрощались с соседками по «Милбэнк-хаус», собравшимися на крыльце, чтобы пожелать Энце удачи. Будущие танцовщицы, драматурги, актрисы были уверены, что все истории со счастливым концом, которые рассказывают со сцены, – правда, и восторженно провожали Энцу в новую жизнь. Этим утром Энца была для них живым символом успеха.

Они прошли пешком несколько кварталов, отделявших «Милбэнк-хаус» от церкви Девы Марии Помпейской. Вито и Колин Чапин, его шафер, должны были встретить их в ризнице. Скромную церемонию у алтаря Пресвятой Девы обещал провести отец Себастьянелли. Энца и Лаура шли мимо зеленщиков, подметальщиков, спешивших на работу мужчин в фетровых шляпах. Все в Гринвич-Виллидж было на своем месте, как и каждое утро, – надежно и предсказуемо.

Этот день был особенным лишь для Энцы и Вито. Окружавший их мир вращался по прежней орбите, и двое возлюбленных, обменявшись кольцами, не смогли бы ничего изменить.

– Подожди здесь. – Лаура обняла Энцу. – Я войду внутрь, чтобы убедиться, что для тебя все готово.

– Спасибо, Лаура. Ты всегда была моим лучшим другом.

– Всегда. – Лаура улыбнулась и вошла в церковь.

Стоя на Кармин-стрит, Энца вспоминала синьору Буффа и то, какими тяжелыми были первые месяцы в Америке, как эти месяцы превратились в годы, пока она билась изо всех сил, чтобы заработать денег и покинуть страну, как тосковала по родине. Оглядываясь назад, она вспоминала свою палату в больнице Святого Винсента, всего в двух кварталах отсюда. Мысленно перебирала в памяти изменения к лучшему, каждый год происходившие в ее жизни, все принятые решения, сделанные шаги – словно маленькие стежки, идущие один за другим, размеренно и аккуратно. Энца должна была чуть отступить, чтобы наконец увидеть законченный наряд, весь целиком. Ее жизнью теперь можно было любоваться, и она создала ее своими руками.

– Энца, – произнес голос за ее спиной.

Она с улыбкой обернулась, думая, что это Вито принес ее букет.

– Энца, – повторил Чиро Ладзари.

На нем была вылинявшая коричневая форма пехотинца, ремень туго затянут, высокие ботинки аккуратно зашнурованы, хотя Энца видела узлы на шнурках там, где их связывали из обрывков. Ткань истрепалась, манжеты подвернуты. Чиро исхудал, на лице печать лишений, но глаза – голубее, чем небо этим утром. В правой руке он держал букет фиалок, в левой – солдатскую каску. Он протянул ей цветы.