Сев по-турецки, Кайран начинает рвать травинки.

– Знаю, я постоянно ною и у меня хронический недосып, но, Дон, я люблю свою работу. И я должен заниматься тем, что люблю, потому что ради меня ты бросила свое любимое дело.

– Мне нравится то, чем я занимаюсь.

– Ладно, уговорила. Но это не входило в твои первоначальные планы.

– Планы меняются, – пожимаю я плечами.

– Если бы не смерть мамы, я вряд ли поступил бы в медицинскую школу, – задумчиво произносит Кайран.

Это что-то новенькое.

– Неужели?

– Ну да. Я почувствовал себя таким… беспомощным, когда все случилось. Я не хотел, чтобы другим детям пришлось пройти через то же, что и мне. И тогда я решил, что вполне мог бы стать онкологом. Но отвлекся на опухоли мозга.

– Где уж тут устоять, – соглашаюсь я.

– И так безопаснее, – объясняет Кайран. – Когда я смотрю на пациента, то не вспоминаю маму.

На пару секунд мы замолкаем. Кайран доедает сэндвич, а крошки бросает уткам:

– А знаешь, что самое странное? Бо́льшую часть жизни я прожил без мамы, но я по-прежнему по ней скучаю.

– Ага.

– Например… я всегда собираю состриженные ногти… – начинает Кайран.

– …так как иначе их унесут мыши и украдут твою душу, – со смехом заканчиваю я.

– Что за дурацкие ирландские предрассудки?

– А помнишь, как-то на Рождество она подарила тебе швейцарский армейский нож и потребовала, чтобы ты дал ей пенни, потому что иначе непременно ввяжешься в драку?

– Или если сядешь в углу стола, то никогда не женишься? – Кайран делает паузу. – Если хорошенько подумать, то мое место всегда было в углу стола.

– Мама бы тобой очень гордилась, – говорю я.