– Но вот чего ты наверняка не слышала, так это того, что мой отец умудрился промотать семейное состояние за время существования одного-единственного поколения и он ненавидит меня всеми фибрами души, ведь один из его сыновей умер, и папаше хотелось бы, чтобы это был я. А еще я с отличием окончил Кембридж, потому что до крови рвал жопу, а не потому что мне везде давали зеленый свет. И все же людям почему-то проще считать меня очередным титулованным идиотом. – Растерянно заморгав, Уайетт пробормотал: – Впрочем, зачем я тебе все это рассказываю?

– Тебе следует рассказать об этом всем остальным. Тогда они тебя еще больше полюбят.

Уайетт на секунду притих, а потом задумчиво произнес:

– А знаешь, древние египтяне верили в магическую силу слов и в то, что, если ты их произнесешь, случится нечто такое, чего тебе вовсе не хотелось бы. Поэтому в текстах убийство Осириса описывается исключительно иносказательно. И вероятно, именно поэтому мы не признаемся, какое желание загадали, задувая свечи на день рождения, и не говорим вслух о своих самых смелых мечтах. Ведь даже страшно представить, как изменится наша жизнь, если мы все это озвучим. – (Я услышала, как звякнула пряжка его ремня.) – А теперь советую тебе удалиться, если я, конечно, не ошибся в тебе, недооценив твою сексуальную раскрепощенность.

И на обратной дороге к раскопкам я вдруг поняла, что, несмотря на три года совместной работы, я только сейчас познакомилась с Уайеттом Армстронгом.

Сна нет ни в одном глазу, и незадолго до рассвета я наконец сдаюсь. Сажусь за кухонный стол и пью кофе, ковыряя пятно на салфетке. Я знаю, почему мне приснился такой сон. Во время нашей дискуссии с Вин по поводу незаконченного прошлого, как я ни старалась сосредоточиться на Брайане, в памяти неизменно всплывал Уайетт.

На кухне появляется Брайан в пижамных штанах и в футболке – бледный, такой же измученный, как и я. Он останавливается передо мной, раскачиваясь на пятках.

– Привет, – говорит он и, увидев мое мрачное лицо, спрашивает: – Я что, опять сделал что-то не так?

Брайан чуть что всегда винит себя, и это, к сожалению, моя работа. Но дело не в нем, дело в нас. Я заставляю себя посмотреть ему в глаза:

– Ты когда-нибудь чувствовал себя… абсолютно опустошенным?

Брайан пристально всматривается в меня – я уже видела его таким в лаборатории, когда он пытался понять, почему эксперимент идет не по плану, – после чего притягивает к себе:

– Я знаю тебя как облупленную. И непременно приведу в чувство.

Похоже, Брайан пришел к выводу, что я говорю не о нашем супружестве, а о себе. Ведь наши отношения всегда были крепкими как скала. Вот потому-то он, ничтоже сумняшеся, и отправился к Гите домой. Вот потому-то моя бурная реакция и застала его врасплох. Я всегда безраздельно доверяла мужу, тогда почему этого не происходит сейчас?