– Ничего подобного.

– Мне виднее. Ты так ведешь себя из-за того, что я могла умереть. Но я не умерла. – Я делаю шаг вперед. – Брайан, нам нужно серьезно поговорить, забыв об авиакатастрофе.

– Если бы ты не ушла из дому, то не попала бы в авиакатастрофу! – выпаливает Брайан, отшатнувшись, словно от кулака собственного гнева.

Голос Брайана горячий и тихий – спичка, поднесенная к сухому дереву. «Ты сама напросилась», – напоминаю я себе. И чтобы предотвратить пожар, я беру мужа за руку, собираясь потянуть его за собой на задний двор, где нам никто не помешает. Но когда я дотрагиваюсь до Брайана, он отдергивает руку, будто его ошпарили.

Что, насколько я понимаю, соответствует действительности.

– Лучше поговорим в другом месте, чтобы нас не услышала Мерит.

– Надо же! Значит, теперь ты о ней думаешь, да?

Мой пульс так громко стучит в ушах, что, я уверена, Брайан слышит его.

– Брайан, я не хотела, чтобы все так вышло. Прости.

– За что? – вкрадчиво спрашивает он. – За то, что ты мне лгала? За то, что оставила нас после того, как разорвалась эта бомба? За то, что ради Мерит я вынужден был собирать осколки? – Глаза Брайана сужаются. – За то, что трахалась с ним?

Я вздрагиваю. В дренажной трубе моей памяти крутится воспоминание: я поинтересовалась у Вин, не кажется ли ей, что она изменяет мужу. На что Вин ответила: «Иногда я задаю себе вопрос, а не является ли мое замужество изменой Тану».

– Ты оставила своего ребенка. Ты покинула ее в тот момент, когда она узнала, что… – Брайан трясет головой не в силах упомянуть тест ДНК. – А тебе известно, что за последние три недели она выплакала себе все глаза, считая, что потеряла не только отца, но и мать?! Ты хоть понимаешь, насколько была эгоистичной?

И только потом, уже ответив на вопрос мужа, я пойму, что именно это последнее прилагательное стало соломинкой, которая сломала хлипкий глиняный мост в моей душе, – сооружение, и так продержавшееся дольше, чем следовало.

– Эгоистичной, – повторяю я. – Эгоистичной? А ты знаешь, сколько раз за последние пятнадцать лет я жертвовала своими интересами ради других людей? Ради мамы. Брата. Моих клиентов. Мерит. Тебя. Даже ради Уайетта. Благополучие других всегда было для меня дороже своего. Вот потому-то я на минуту – всего на одну минуту – вспомнила и о себе. Да, я знаю, что сделала все не совсем правильно, если это вообще можно сделать правильно! Да, я знаю, следовало сказать тебе, о чем я думаю и куда еду. Но мне необходимо было уехать ради собственного душевного спокойствия. Конечно, я могла остаться здесь и продолжать делать вид, будто все прекрасно. Это съедало бы меня изнутри. Я постоянно задавала бы себе вопрос: а что, если?.. И рано или поздно от меня бы просто ничего не осталось.